У некоторых отцы не умеют на машинах ездить, а Петькина ездит на «Победе», весь двор сбегается посмотреть на то, когда она приезжает, а Витькина что? Поломойкой в больнице работает, волосы седые, в пучок завязаны, лицо какое-то… в карябинах всё, руки трясутся.
Всё пристаёт со своей заботой, что только надо? Он, Витька, сам уже самостоятельный, вот вырастет и уедет от неё.
Смотрит с неприязнью на сутулую, длинную, нелепую фигуру матери, что склонилась над керосинкой на общей кухне и что-то там готовит.
Надо признать, готовит мать неплохо, ну и что? Это заслуга великая что ли? Этому только так научиться можно…
Нет, не любит мать свою Витька, не любит и не уважает… У других-то мамки, вон… Не то что его… Прямо зла не хватает…
— Витюша, ешь… чего ты сыночек, не вкусно что ли?
Голос у матери противный какой-то скрипучий, опять лезет к нему, гладит своими сухими пропахшими хлоркой руками, фу ты…
— Я не голоден, — буркнул Витька, отодвинул тарелку и выскочил из-за стола, ну чтобы ему не родиться у мамы Сашки Иванова, а? Или у Петьки Ефремова? На худой конец, у мамы Светки Евдокимовой, он бы лучше девчонкой родился чем вот так…
— Ты далёко ли, Витюша?
Ааай, ну надоела, а.
— Скоро приду, — буркнул, — в библиотеку.
Витька выскочил на улицу — с другой стороны дома, под деревьями на лавке, собирались фронтовики, они пили горькую и играли в домино, а когда напьются, начинали драться.
Почти десять лет, как война отгремела, а они всё вспоминают бои и погибших товарищей.
Нет, не все так — в основном, к мирной жизни вернувшиеся, с радостью влились в неё, кто-то на старое место вернулся, кого на новое приняли.
Вот у Димки Егоршина, например, папа пришёл без ноги, так работает в мастерской, зарабатывает, Димка постоянно бегает к нему, да у многих так.
А эти вот… Но никто не осуждает мужиков, они за родину кровь проливали, имеют право.
Кто-то справиться мог и устроиться в мирной жизни, а кто-то — нет.
Васька, вон, рассказывает, его папка-то как раз из тех, кто сидит на лавке целыми днями, так вот, он говорит, что папка плачет ночами и орёт, видится ему, как в бой идут… Страшно это всё, Витька понимает.
Хотел бы он, чтобы его папка таким же был… Героем, пусть и на лавочке бы сидел, зато Витька бы гордился им, следил бы, когда он напьётся и в драку кинется, и бежал бы, чтобы оттащить домой…
А потом сидел бы с пацанами на тех же лавочках и рассуждал бы, что отцу тяжело пришлось, он такооое повидал и замолкал бы, многозначительно…
Ну не повезло ему, не повезло, с матерью не повезло… а отца он вообще не знает… видимо нагуляла мать его на старости лет, Витька зло сплюнул на землю…
— Молодой человек, а не подскажите ли, где здесь дом сорок, литера В? — мужчина, одетый в военную форму, с погонами и большими звёздами, кого-то смутно напоминающий смотрел на Витьку властно и в то же время… тепло.
— Так вы у него стоите, а вы к кому?
— Местный что ли?
— Ну.
— А не знаешь ли ты, братец, где здесь Корепины обитают?
— Ко… Корепины? А… зачем они вам?
— Нуу, брат, так дела не делаются… Сразу, с наскока, вопросы задаёшь, ты бы хоть представился…
-Я? — Витька отчего-то засмущался, — Я… Корепин, Виктор… Степанович.
Военный быстро глянул на Витьку и, кажется, даже пошатнулся на секунду…
— Взрослые есть кто дома?
— Ма…мать.
— Веди, — бросил резко и опять глянул на Виктора, остро и резко.
— Мам, тут к нам…пришли.
Мать вышла из комнаты, покашливая и зябко кутаясь в шаль, совсем старуха, поморщился Витька.
Ему вдруг прилетело какое-то видение.
Вот мама, молодая, красивая, кружит мальчика… так это же он, Витька… в матросском костюмчике и с бескозыркой на голове, на которой написано «Смелый» … Что за…ерунда, Витька потряс головой, его мать никогда не была молодой и красивой, она всегда была старой…
— Здравствуйте, — военный поставил чемодан, протянул матери руку, — Я Рожнин Павел Семёнович, а вы… Надежда Степановна Корепина?
Мать кивнула, безвольно опустила руки и села на стул.
— Что вы? Что с вами? Воды, — крикнул он Витьке, тот метнулся на кухню, да так и застыл потом с полным ковшом воды…
