Шли месяцы, операцию откладывали. Родители врали родне и знакомым, придумывали все новые и новые причины для отказа от совместных поездок, отменяли встречи. То сын капризничает, то животик у него схватил, то маме нездоровится, то внезапная инфекция. Все выстроили так, чтобы к ним можно было в гости приходить ненадолго, а они больше чем на пару-тройку часов нигде не задерживались.
– И сколько, вы думаете, им пришлось выкручиваться? – спросила Макаровна у нашей Тани.
– Полгода?
– Да уже почти два года прошло! Катя с Вадиком своим в шестой палате сейчас лежит. Ждет только первый этап операции, и все надеется, что скоро ее сын будет таким как все дети.
– А этого не будет?
– Неизвестно. Может и будет, только времени сколько уйдет – кто знает? Там все куда серьезнее оказалось. А Катя так и продолжает от всех скрывать, что сын не здоров, инвалидность не оформила. Выматывает это вранье похлеще болезни. Но теперь уже страшно признаться…
– Да уж. Прогнозы тут и правда вещь опасная.
Мало-помалу Татьяна стала спокойнее, перестала звонить мужу с просьбами забрать ее из больницы, привыкла к мысли, что впереди длинный процесс и надо учиться радоваться тому, что есть, а не жить одними надеждами.
…Однажды в отделение поступила женщина с месячным сыном. Сколько ей лет, нельзя было понять – алкогольная зависимость сильно прибавляет возраст. Малыш был желтого цвета. Лежали они недолго, их выписали буквально дня через три. Макаровна потом объяснила:
– Ничем нельзя помочь мальчику, вот горе какое. Нет желчных протоков, не умеют это еще исправлять.
Кто-то из нас начал было об алкоголизме, да о том, что это мать сама виновата – ей ведь сорок, не меньше, да еще не просыхала лет десять, на что надеялась? Зальет сейчас горе водкой, и все дела.
– Да может она через этого ребенка пить бросит, – оборвала Макаровна. – Видели бы вы, как она плакала, когда узнала, что нет шансов спасти сына! Она другим человеком от врача вышла.
– Оптимистка вы, тетя Зина!
– Всякое я видела тут, хорошие мои. Такие испытания переворачивают жизнь и у многих, как ни странно, – к лучшему. Шелуха всякая отваливается, человек начинает думать о важном, понимать что-то о себе. До некоторых ведь только так доходит – через боль. Я, когда сюда устроилась, тоже
судить любила. Особенно тех, кто детей бросает – как можно! А теперь никого не сужу. Потому что мы не знаем, что там произошло с этой мамой, как ее жизнь побила. И хорошо, что она дитенка на крыльцо подкинула или в детдом отдала. Значит, хотела дать шанс, спасти. Сделала, что могла.
… Катю с Вадиком потом в нашу палату перевели. Она рассказала, что в свое время Макаровна и ее из ужасного состояния вытащила. Катя мужу боялась рассказать все подробности, думала даже от ребенка отказаться. Тетя Зина стала к ней каждый день ходить, разговаривать, двух мамочек привела, у которых дети такие уже выросли и все с ними хорошо. Убедила правду сказать мужу. Он уже придумал выход – от его родни до поры до времени все скрыть. Зато мама Кати помогала ей с внуком, первое время даже жила с ними.
С тетей Зиной эта семья по-настоящему подружилась. Оказывается, дочку она вырастила приемную. Из нашего отделения много лет назад забрала девочку, от которой мама 18-летняя отказалась.
