Евгеша объявился дня через три. Марина заприметила его, еще когда тот заходил в столовую, высунулась в окошко, поймала взгляд парня и улыбнулась. Тот кивнул в ответ и, получив от Марины порцию первого, второго и нежное «Здравствуй!», хотел сесть на свое обычное место, но там было занято. Трехпалый опередил Женьку на каких–то пять минут. Сел, положил на стол кепку, поставил перед собой тарелку с харчо и стал дуть, остужая угощение. Марина сначала вспыхнула, хотела попросить мужчину пересесть, но потом отвлеклась, засуетилась, и теперь виновато смотрела, как парень топчется с подносом.

— Эй, ты! Двигайся, это мое место! — наконец хмуро сказал Евгений.

Трёхпалый медленно положил ложку, дожевал хлеб и поднял глаза на говорившего.

— Где написано? — спорил он. — Вон вокруг сколько стульев, садись на любой, не запрещено.

Евгений, горячий, спичкой всполыхнувший в этот дождливый день, оглянулся на Марину. Та наблюдала за ним.

— А ты мне тут не указывай. Моё место здесь, встал и освободил! — парень гоголем выпятил грудь и для пущей важности добавил пару–тройку непечатных выражений. Ему казалось, что Марина стала гордиться им, ее глаза расширились, лицо посерьезнело.

Трёхпалый усмехнулся, подмигнув Марине и чуть заметно помотав головой, мол, не трону я его, подвинулся на соседний стул.

— То–то же! — довольно кивнул Женя. — А ты откуда здесь? Не было раньше тебя! — продолжил он на правах победителя расспрашивать незнакомца.

В столовой было шумно, гоготали в мальчишки–ученики с токарных станков, гремели ложки, кто–то разбил стакан, и Тоня побежала убирать, Марине было не слышно, что ответил Трёхпалый. Тогда она вышла из своего закутка и поставила на Женькин стол тарелку с хлебом.

— Вот, вы забыли! — сказала она, ни на кого не глядя.

— Маринка, это ты кому?! Я не буду за лишний хлеб платить! Надо же! Ну ты даешь! — Женька рассмеялся. От него пахло спиртным, на щеках выступили синие прожилки.

Вот где пропадал Маринкин воздыхатель… Пил с друзьями. Они вечно то кого–то провожали, то встречали, то отмечали праздники, то просто грустили, собравшись вместе…

Дед, если бы узнал, что внучка водится с таким парнем, мигом бы наладил ухажера за тридевять земель, но Марина была скрытная, да и Степан особо не расспрашивал, что у них и как…

— Маришка, заботушка ты моя! — вдруг полез целоваться Евгений. — А дай–ка супца мне еще порцию. А вечером, слышь, вечером ко мне пойдем, гитару буду тебе играть.

Он приобнял Марину, она смутилась, вырвалась и, залившись краской, отпрянула.

— Перестань, Женя, да что с тобой?! — прошептала она.

— На гитаре играть, — поправил тихо Трёхпалый.

— Чего? Какая–такая пакость тут будет меня поправлять?! Я, мож, женщине своей предложение буду делать, гитару играть и делать! А ты тут сидишь, меня поправляешь! А ну–ка!..

Евгеша замахнулся, желая выбить из рук соседа ложку, но тот схватил летящий на него кулак своей изуродованной рукой и крепко сжал его, отталкивая назад.

Женька, разглядев изъян противника, сначала немного побледнел, с детства не выносил он дефектов на теле человеческом, а потом, осклабившись, прошипел:

— Так вон оно откуда! Ты оттуда, что ли? Знаю я, за что так бывает! — он показал глазами на руку. — Знаешь, у нас таким не место. Ты бы шел восвояси!

— Женька, перестань! Ну, ты что?! Поешь, угомонись, я вот тебе еще компота принесла!..

Марина вдруг очень сильно испугалась, что Трехпалый ударит парня, она знала, что Женька только храбрится, а на самом деле слабенький он, рохля.

— Да иди ты со своим компотом! — оттолкнул Маринку Женя. Стакан выпал из ее рук и плеснул на Трёхпалого.

— Ой! Извините! Вы простите меня, я сейчас вытру, я салфетками! — запричитала Марина, а Тоня и тётя Аня во все глаза смотрели на нее, как в театр пришли.

— Ничего, оставьте, Марина Григорьевна, я в спецовке, поменяю, ерунда!

Трёхпалый встал и, мягко отстранив руку Марины, пошел к выходу.

— Трус! Ребята, глядите, какой трус! Я его… А он… — хохотал Женя, но никто не смеялся вместе с ним. Мужчины по–соседству качали головами и отворачивались. — Иди, иди! Вечерком поговорим! — не унимался Евгеша. — Мариночка, ну, видишь, как… Давай, я объяснения на завтра перенесу. Сегодня занят!

На кухне упала железная крышка, тетя Аня что–то пролепетала. Антонина плюхнула на тарелку два раза рис вместо котлеты, потом спохватилась и извинилась перед посетителем. Просто такого скандала с фейерверком в их захудалой столовой еще не было. Тоня только боялась, что начнут бить посуду, а платить за нее не захотят, да, видимо, действительно испугался этот беспалый мужчина, раз ушел. А Тоня уж думала с ним познакомиться… Нет, не станет. Такой и защитить не сможет, если что…

Марина еле дождалась вечера и, бросив фартук на вешалку, побежала к проходной завода, где работал Евгений. Если она сейчас перехватит его, увлечет, то он, наверное, не будет устраивать драку с тем инвалидом…

— Женя! Жень, пойдем, что ли, погуляем! — еще издалека увидев ухажера, крикнула Марина и замахала рукой.

Евгений, хмурый, весь какой–то серый, только буркнул в ответ:

— Ты не видишь, что ли, дождь идет. Иди сама гуляй. Отстань! Не до тебя сейчас! Да отвяжись ты!

Он оттолкнул руки девушки и, кивнув на прощание знакомым, зашагал прочь.

— Эй, а пропуск сдать?! — выбежал из будки вахтер.

— Почему сдавать? Зачем? — удивилась Марина.

— А затем, что уволили твоего Евгения.

— За что?!

— За пьянство. Разве так трудно понять?..

Вахтер еще что–то говорил, но Марина уже не слушала. Она шла следом за Женькой.

Как же так? Уволили… Жалко его, вроде бы. Так ведь все у них там пьют!..

Она развернулась и, улучив момент, юркнула в проходную, дошла до каморки администрации и зашла, тихонько прикрыв за собой дверь.

— Что? Кто? Зачем вы здесь? — какой–то строгий мужчина встал из–за стола и уставился на девчонку.

— Я… Вы… Вы уволили Евгения Соколова…

— Я уволил, да. Так в чем проблема? У вас к нему еще какие–то претензии? Вы вообще кто? Не помню вас…

Мужчина задумчиво рассматривал лицо Марины.

— Нет у меня претензий. Просто не надо увольнять. Он хороший.

— Чем? — спокойно спросил начальник и устало сел, кивнув девушке на второй стул.

— Ну…

Марина растерялась. Она так много времени проводила с Евгением, должна бы знать, чем он хорош, ан нет… Парень как парень, как все…

— Нечего сказать? Тогда до свидания, девушка. Знаете, вот так однажды у нас тоже пришел на работу человек нетрезвый, а из–за него другому человеку руку оторвало. Понимаете теперь? Всё, идите, поздно уже!..

… Марина брела по улице, мимо спешили люди, мигали то и дело уличные фонари, у кого–то в комнате играла музыка, за шторами было видно, как танцуют гости. Автобус, плюхнув дверями, покатил на стоянку, закрылась палатка с мороженым. Вечер оседал на городок тихим, пушистым, меховым воротником, прикрывал суету, щекотал и гладил уставшие спины…

— Марин, ты что–то грустная! — тревожно заходил вокруг внучки дед Степан. — Случилось что? Говори!

Он принялся помогать Марине снимать плащ и развешивать его на вешалке, всё причитал что–то, а Марина и не слушала, только кивала невпопад.

Женя… Она вроде и любила его, даже целовалась с ним – было приятно. А сегодня он стал каким–то другим, страшным, опасным. И не хотелось к нему… Совсем.

— Марина! Маришка! — Антонина влетела в их квартиру как ошпаренная и, схватив подругу за руку, потащила ее, лепеча:

— Там твой Евгений этого дубасит! Прямо на улице драка!

Она хотела продолжать, но тут рядом нарисовался дед.

— А ну цыц! Нечего девочкам по дракам ходить! Их это дело, пусть машут своими кулаками. А мы чай пойдем пить! — и повелительно кивнул Марине, чтобы шла на кухню.

— Да как же, деда! Ведь… — пыталась убедить Степана девушка, а потом вдруг заплакала и ушла к себе, а Тоня, помявшись еще в прихожей, брякнула что–то про Марину, ее положение и убежала, хлопнув дверью.

— А что с ее положением? — испуганно спросил у пустоты Степан, потом охнул, схватился за голову и, сев на стул, стал раскачиваться, причитая:

— Глупый я! Совсем, Леночка, глупый стал! Не уберег девочку нашу, не сохранил! Ой. беда… Беда! Это что же теперь… Это внук будет! Это ж надо жениться им! А как без свадьбы, надо! Так, я им тогда свою комнату отдам, поменяемся, за мальчонкой послежу, кроватку купим…

Степан был уверен, что родится именно мальчик, а от этого становилось как–то легче, это как будто мирило его с ужасным просчетом в воспитании Марины.

Степан пошёл в свою комнату, встал перед фотографией жены и, виновато пожимая плечами, рассказал, что Мариночка беременна, что надо выдавать замуж девочку. Вот такие дела…

Постояв еще и посмотрев на строгое лицо Елены, он вышел в коридор, потоптался немного и осторожно приоткрыл дверь внучкиной комнаты. Там было темно, а на кровати лежала Марина, она плакала, сама не зная, от чего.

— Внученька, детка, ты не переживай! — Степан, подождав немного, пока глаза привыкнут к темноте, подошел и сел на кровать. — Я всё обдумал. Мальчика мы вырастим, воспитаем его, ничего, бывает всякое.

Мариан притихла, слушая.

— Вот только пожениться вам надо. Обязательно поженитесь, так правильно, так по–божески. Дитя должно в семье расти. Ну, не реви! Глупышка ты моя… Мамкой скоро станешь! А ну не реви!

Он тоже всхлипнул, а Марина вскочила и включила свет.

— Дед, ты что? Какой ребенок?!

— Твой, детка! Твой. Подруга сказала о твоем положении, а я и не понял сразу, что ты такая стала задумчивая, тихая. Ты прости меня, старого! Только в церковь сходи, помолись. И свадьбу скоро сыграем. Бабушке я всё рассказал, она согласна.

— Кто согласен? — икнув, переспросила Марина.

— Бабушка твоя, Леночка. Она благословила. Жених нам, конечно, не нравится, но уж тут…

Степан развел руками и показал на внучкин живот.

И тут Марина начала смеяться, громко, звонко, как в детстве, когда дед смешил ее прибаутками. Она раскрыла руки и стала кружиться по комнате, приговаривая, что у нее будет мальчик, дед с бабушкой одобрили, ох, мальчик!..

А Степан испуганно глядел на сошедшую с ума внучку и крестился…

Марина вдруг замолчала, села, велела Степану сесть рядом и тихо сказала:

— Нет никакого ребенка, дед! Ты всё не так понял. Просто сейчас, в эту минуту, мой Женька бьет Трехпалого. За меня и просто так.

— Чего? — скривился дед. — Кого кто бьет? А ты чего ж?

— А я сижу здесь, потому что я решила жить с тобой. Никто мне не нужен, а ну ее, эту любовь. Ты прав, я еще слишком глупенькая, мне рано любовь начинать. Я буду с тобой, заботиться буду, гладить вот так, по голове твоей, — она нежно провела руками по стриженной шевелюре деда. — Ухаживать за тобой буду. А еще учиться пойду. Хочешь?

Степан задумчиво посмотрел в Маринины глаза.

— Выросла ты у меня, большая, красивая. Умничка ты моя1 — причитал он. — Да что ж тебе со стариком сидеть! Нет уж, учиться – это хорошо, это правильно, а без никого жить – это плохо. Ты только не торопись, полюби, пойми, что твой человек, а там и женитесь. Хорошо?

Марина только кивнула, ничего не стала говорить. А ведь полюбила уже – глаза, плечи, — пока только картинку, но уже знала, что не разлюбит…

На следующий день Марина, усмехаясь, стояла и смотрела, как Женя и Трёхпалый, стараясь ни на кого не глядеть, зашли и встали в конец очереди.

— Ой, Мариш, там две панды к тебе пришли. Синячищи – во! — Антонина приставила пальцы к глазам, показывая как будто огромные очки. — Мишки тростниковые, нет, ты глянь!

Но Марина только отмахнулась.

— Тонь, а ты зачем деду моему сказала, что я в положении? Он уж кровать детскую собрался мастерить!

— Я? Что за чушь? Я сказала, что ты в неудобном положении. Ну, эти дерутся, а кого тебе жалеть, непонятно. Больше ничего. А он… А он решил…

Теперь уже Марина и Тоня вместе хохотали на кухне, а Женя и его соперник заливались краской, думая, что смеются над ними.

Они сели вместе, ели молча и только наблюдали за Мариной, она же, вздернув подбородок, спокойно работала.

И нечего тут смущать её! Вот станет она ученой, взрослой, тогда приходите! А пока лишние все эти страсти, ой, как лишние…

… Через два месяца Евгений уехал шабашить на стройках к дачникам, в родной город больше не возвращался. Говорили, что женился, что ребенок у него уже.

А Марина выучилась на инженера. Степан гордился внучкой. И Трехпалый гордился своей невестой, дождался ее. И звали его вовсе не Трёхпалый, а Николай. Деду он очень понравился, тот даже ему свои ордена показывал, что было знаком величайшего признания. И Марина сидела рядом, смотрела на двух главных в ее жизни мужчин и понимала, что он похожи. Поэтому и выбрала она однажды Николая, сама того не осознавая…

А рука… Ну, что рука… Было дело. Помогал отцу в деревне, топор отскочил… Марина уж и внимания не обращала на руку такую. Пустое это.

Благодарю Вас за внимание, Дорогой Читатель! 

Автор: Зюзинские истории