Апрель 1945 года. В лагере под Берлином вдруг наступила паника, немцы забегали, слышны стали моторы. А потом вдруг лагерь погрузился в тишину.
— Немцы ушли, братцы, — вдруг крикнул кто-то.
— Как ушли? Ты чего, с голодухи их видеть перестал? — Максим, пошатываясь, подошел к двери барака. За ним тоже потянулись люди.
И вскоре стало ясно, что немцы и правда ушли, оставив бараки и сотни измождённых людей. Им было не до пленных: главное — увезти архивы. И те не все они успели забрать.
А под утро пришли советские солдаты. Но не было в их глазах дружелюбности, а словно холодность и презрение сквозило в их взглядах. Только вот пленные не понимали, в чем дело.
— Говорят, что нас посадят. Это вон тот товарищ сержант сказал своему сослуживцу, — кивнув в сторону, грустно произнес рядовой Сашка, захваченный в плен под Смоленском.
— За что же? — удивился Максим.
— За то, что в плен сдались, да на немцев столько времени горбатились.
— Не может быть такого. За что нас сажать? Ты неправильно услышал и не так понял.
— Да? Почему же нет? Ведь среди нас есть и те, кто за банку тушенки немцам продался, — Сашка усмехнулся и свирепо посмотрел на бывшего сержанта Григория, который теперь от страха метался по бараку. — И таких как он — сотни. Куда делся наш надсмотрщик Василий, знаешь? Вот и я не знаю, только думается мне, что он где-то тут лежит, а скоро воронье кормить начнет. Вот из-за таких как Василий и Григорий и мы под раздачу попадем. Спросят — как ты выжил эти три с половиной года, что ответишь?
— Молитва и мысли о доме помогли, «Живый в помощи» читал, — ответил Максим.
— Угу, — хмыкнул Сашка. — Им всё равно.
— Все на сбор! — крикнул лейтенант. — По пять в ряд!
— Началось, — шепнул Сашка.
Максим стоял в третьем ряду с надеждой глядя на солдат. В голове молоточком звучали лишь одни слова: «наконец-то всё закончилось, я скоро буду дома.»
****
Но дом оказался дальше, чем он думал.
Их погрузили в старый товарняк и повезли в родную страну.
Дорога заняла две недели. А потом камеры, допросы и еще раз допросы.
— При каких обстоятельствах сдался в плен?
Максим в который раз отвечал одно и тоже. Но его будто не слышали.
— Кто сдался первым?
— Командир. Лейтенант Соколов.
— Почему не бежали? Почему не отстреливались?
— Нечем было, всё кончилось. В окружение мы попали, так что некуда было бежать.
И так раз за разом.
***
А потом Максима перевезли в Челябинскую область и отправили в фильтрационный лагерь.
Начальник лагеря листал его дело буднично, словно привык уже.
— Зотов Максим Иванович. 1902 год рождения. Призван в 1941 году. Пропал без вести в декабре 1941 года. Обнаружен в лагере в апреле 1945. Верно?
— Да.
— Почему не пытался бежать из плена?
— Не было возможности. Если бы попытался, меня бы поймали и в расход. А я хотел вернуться домой к жене, матери и детям.
Майор посмотрел на него с презрением:
— Домой… А вы знаете, что с августа 1941 года каждый советский военнослужащий обязан сражаться до последнего? Что сдача в плен приравнивается к государственной измене?
— Я не сдавался, а сражаться у нас не чем было. Нас окружили и взяли в плен.
— А вы повиновались.
— Я же говорю — у нас не было выбора.
И такие разговоры велись с каждой пересылкой. Пока его не привезли работать в шахту.
****
А тем временем Мария не верила, что мужа больше нет, хотя многие об этом говорили. Она писала везде, куда только можно, но никто не отвечал. Она чувствовала, что муж жив, но где он и что с ним — не знала. Пока летом 1946 года к ней не пришел человек, работающий ранее с ним в шахте.
Василий Курносов был освобожден из трудового лагеря досрочно, так как он смог доказать свою невиновность. И когда Максим узнал, что путь Василия лежит мимо его родной деревни, попросил зайти и рассказать родным, что он в шахте теперь работает покуда идут проверки.
Василий слово сдержал и явился в село.
Найдя дом Анны Федоровны и Марии, он вошел во двор и увидел женщину, которая развешивала постельное белье по веревкам.
— Я ищу Зотову Марию, — робко произнес он.
— Я — Мария. А вы кто будете?
— Меня Василием звать. Я с вашим мужем на шахте работал. Вот, освободился раньше и зашел в ваше село, чтобы сказать — жив он. Жив, только проверки проходит.
— Жив, — еле слышно простонала она, чувствуя, как с души словно камень упал. — Жив… Мама!
Она закричала так громко, что даже соседка вздрогнула.
Анна Федоровна вышла из дома и увидела Василия. Сперва плохое предчувствие овладело женщиной, но тут Маша радостно произнесла:
— Жив он, мама. Скажите, где мой Максимушка? — тут же повернулась Мария к гостю.
— Да чего же ты человека с доброй вестью во дворе держишь? — засуетилась Анна Федоровна. — Проходи, родимый. Всё в избе и расскажешь.
Василий вошел в дом и там рассказал про плен, про освобождение и про фильтрационные лагеря. И про то, что Максим работает там не как преступник, а как проверяемый. А сколько будет длиться та проверка — никто сказать не может. Да вот только даже письма писать домой не разрешают.
Мария качала головой от несправедливости, но в душе ликовала — её муж жив, сердце любящее не обмануло.
Она накормила гостя, дала с собой хлеб и кваса, а на следующий день пошла в сельский совет, где стала просить написать на Максима характеристику.
Позже рекомендации и характеристику Маша отправила прямо начальнику шахты.
****
Она ждала до осени. И лишь в октябре пришёл ответ:
« Проверяемому Зотову М.И. разрешается десятидневный отпуск по семейным обстоятельствам. Явиться по месту проверки строго в отведенное время.»
Мария не поверила сперва. Перечитала пять раз, а потом подбежала к свекрови.
— Мама, он приедет, слышишь? Скоро наш Максимушка тут будет. Видишь, отпустили его на десять дней, так хоть детишек повидает. А я завтра же за ним поеду.
***
Когда Маша увидела его такого худого, грязного, то почти не сразу узнала.
— Машутка, — зато голос его остался прежним.
— Живой… — шептала она, подходя к нему. — Живой, мой родной…
Тот день, когда она увидела мужа спустя пять лет разлуки Маша не забудет никогда.
***
Он провёл в доме несколько дней, прежде чем отбыл обратно.
Дети сначала его боялись, но потом привыкли. Иван, уже юноша, крутился рядом с отцом и смотрел на него с жалостью. Девочки плакали, глядя на того, кто назывался их отцом. А он от слабости своей порой ходить не мог. На шахте держался, а дома вот словно силы его покинули. Дочь младшая, Мария, до сих пор помнит, как отец стоял у окна, но рухнул без сил, да так упал, что стекло разбилось.
А в последнюю ночь, перед отъездом, он достал ту самую бумажку, сложенную в несколько раз, и произнес:
— Спасибо бабе Васе, это молитва меня все годы оберегала. Верю, что она поможет мне и в дальнейшем.
— Хорошая была баба Вася, да померла в сорок третьем, — вздохнула Мария, обняв мужа.
— Машенька, не вздыхай так тяжко, не рви мне душу на части. Ты жди меня и верь, что вернусь домой. Я не сдамся, я докажу свою правоту. Срока пока нет, я как проверяемый там нахожусь, и надеюсь, что это быстро всё закончится.
****
Он не сдавался, и Мария руки не опускала.
Каждую неделю она писала в разные инстанции Она ходила в райком, в обком. Носила с собой фотографию Максима в солдатской форме, ту самую первую, что он ей прислал, носила с собой и копию призывного листа, справку из колхоза, в которой было указано, что Зотов М.И. был честным трудящимся, не судим, не замечен в антисоветской деятельности.
Её слушали, кивали, обещали рассмотреть, но никто не действовал.
****
Пока однажды, лишь спустя год метаний, осенью 1947 года, не пришёл человек в очках и с картонной папкой в руке.
— Мария Ильинична? — спросил он, стоя на крыльце. — Я из областного архива. К нам тут поступили некоторые сведения.
Она замерла.
— Проходите…
Он сел за стол, раскрыл папку, затем достал лист на немецком языке, с печатью, датой и подписью.
— Мы проводим сверку данных по пленным, что смогли найти во время освобождения лагерей. Что-то немцы увезли, но что-то сохранилось. Вот и документ тут есть с записью от 10 декабря 1941 года. Там нет никаких отметок о сотрудничестве. Наоборот, Зотов в лагере числился как «неблагонадёжный», за отказ сотрудничать с германцами. Так же тут указано, что взят в плен в связи с добровольной сдачей их командира лейтенанта Соколова.
— Что это значит? — Мария непонимающе посмотрела на гостя.
— Я сейчас сверяю личность из этих записей. Вдруг это его однофамилец, надо досконально всё проверить.
— Вы пойдите в колхозное управление, — посоветовала Мария.
— Я уже был там. Мария Ильинична, всё для вашей семьи складывается благополучно, но всё же нужно дождаться суда.
***
Заседание было назначено на май 1948 года — слишком уж много дел подобных рассматривали и у властей было достаточно работы.
Читали документы, слушали показания, сверяли даты.
И когда выносили решение, Максим заплакал, слыша слова, на которые даже надеяться не смел:
— Товарищ Зотов, вы признаны невиновным, так как были взяты в плен в связи с трусостью и неблагонадежностью вашего командира, лейтенанта Соколова Владимира Степановича. С вас сняты все обвинения.
***
Первую ночь, проведенную дома, он не спал. Сидел на крыльце, смотрел на звёзды и думал о том, смог бы он выжить, коли не «Живый в помощи»?
Теперь никогда не узнать ответа на этот вопрос.
Максима восстановили в колхозе, он теперь работал конюхом.
А в 1953 году, после смерти Сталина Максим Иванович Зотов стал удостаиваться наград, которые ему лично вручал председатель колхоза за доблестный труд.
ЭПИЛОГ
Спустя много лет в деревню будут приезжать его внуки. Мария Ильинична станет привечать детишек, называемых анчутками. Никто так и не понял, почему именно «анчутки», но Мария Ильинична поясняла, что это от того, что воспитывались детишки далеко от веры в Бога. А быть может, только вера и помогла многим людям пройти испытания.
Одна из внучек, Оксана, что родилась у младшей дочери Марии, до сих пор с нежностью и теплотой вспоминает деревню, куда они приезжали к дедушке и бабушке. Как бегали по тропам, по которым ходили гуси, как обжигались высокой крапивой, как бегали на речку Цна, купаясь и плескаясь в жаркие дни. И лишь во взрослом возрасте они узнали, сколько слез пролила их бабушка, сидя на берегу реки в ожидании мужа. Сколько гектаров земли в окрестностях вспахал их дедушка, и какие тяжелые времена проживали старожилы этой деревни.
Зотов Максим Иванович умер в 1982 году. Отошел тихо, во сне. Судьба словно сжалилась над ним за долгие годы страданий.
Зотова Мария Ильинична пережила своего мужа всего лишь на год.
Благодарю подписчицу за историю.
Автор: Хельга