Я убеждена, что ангел-хранитель — это суммированная энергия любви. Людей, которые нас любили. (Алиса Фрейндлих)
~~~~~~
Говорят, умирать не страшно. Больно тем, кто остаётся на земле, а тем, кто ушёл уже спокойно. «Отмучился» — говорят.
Но это не так.
Больно не только, когда человек жив, но и тогда, когда он покинул своё тело. Но когда ты на земле, ты разделяешь эту боль с физической, можешь плакать, кричать, драться. А когда тела нет, то весь концентрат приходится на душу. Не зря же говорят «душа болит».
Но боль здесь другая. Она светлая, она со знанием внутри. С пониманием, что произошедшее было необходимо. Это осознаёшь не сразу, должно пройти какое-то время. Хотя «время» тоже слово земли. Там, куда все уходят, оно течёт иначе. Время здесь исцеляет, не просто лечит, как на земле, а именно исцеляет, освобождает.
Самое трудное как на земле, так и здесь — первые дни. Дни, когда люди осознаю́т, что никогда не увидят близкого человека, не смогут прикоснуться к его коже, почувствовать его запах. Мы чувствуем то же самое, но мы имеем возможность наблюдать. Мне непонятно, как это происходит, и все ли наблюдают, отчего это зависит. Мне это не важно. Так же как много, из того, что было ценным там, теряет смысл здесь.
Я умерла. И я видела, как предают моё тело вечности.
Я не умерла, потому что самое ценное, что есть во мне — душа — бессмертна.
Я видела их, самых близких и дорогих мне людей. Я ветром осушала их слёзы, я держала в ладонях их сердца, чтобы они не разорвались от боли. Я гладила их по волосам и мысленно шептала, что всё будет хорошо. Я знаю, что где-то глубоко-глубоко они чувствовали моё присутствие. Но боль была слишком сильной, чтобы осознать это.
Миша, мой любимый муж, в сотый раз задавал вопрос: «Почему?»
И сейчас я знаю на него ответ. Это был мой выбор. Мне показали картины возможного будущего. Как с сыном, так и без сына. И ни один из этих вариантов будущего меня не устроил. Даже если бы я, родив сына, осталась жива, в моём теле начали бы происходить страшные процессы. Да, я успела бы подержать сына на руках, но дальнейшая жизнь моей семьи стала бы адом на земле. И Глеб… Он помнил бы мои прикосновения, поцелуи, мою любовь. А потом всё это оборвалось бы. В его душе образовалась бы огромная дыра, из которой постоянно сквозило, и он никак не мог бы это объяснить, просто чувствовал. А так у него есть Оксана.
Ксюша… Моя девочка. Мне так жаль, что ей пришлось взять на себя такой груз, отказавшись от детства. Когда-нибудь я скажу ей, что это тоже было выбором её души. И что она единственный человек на земле, который смог бы справиться с этой задачей. Да, она могла поступить иначе, но… она не хотела. Я расскажу ей, что она никогда не была одна. Я вела её за руку, когда было трудно. Я разгоняла дурные мысли, когда она сомневалась в своём решении. Я осушала её слёзы лёгким дуновением ветра. И она всегда это чувствовала, просто не осознавала. Я скажу ей, что она справилась даже лучше, чем я себе это представляла.
Здесь, всё просто. Чтится свобода выбора, желание. Но одновременно с этим всё непросто. Мы видим, какую цепочку последствий запускают наши решения. Душа всегда знает правильный выбор, но, когда он реализуется на земле, нам так же больно.
Мой сын… Иногда я пыталась слиться с руками Оксаны и почувствовать его тяжесть. Я видела, как он улыбается, агукает, смеётся. Но я не могла почувствовать, сколько он весит, какая нежная у него кожа, как крепко он цепляется пальчиками за предметы, как сильно пинает ножкой. Как мне хотелось хоть на одну секунду услышать его запах. Я помнила, как сладко пахла моя дочь, а запах сына мне был незнаком.
Наш сын… Как мы мечтали о нём, как я молилась каждую ночь, как все мои мысли были заняты беременностью. Нельзя так сильно желать. Бойтесь желаний своих… Какую цены людям приходится платить за то, чтобы понять это. Но мы выбрали пройти эти уроки. Я знаю, как сложилась бы наша жизнь, не родись Глеб. И мне хочется сказать об этом своему мужу, но я не могу.
Даже если бы у нас не родился Глеб, жить мне оставалось около трёх лет. Но умирала бы я мучительно, мужу и дочери пришлось бы видеть мои страдания. И это было моим выбором — подарить миру Глеба и уйти. Ни разу я не жалела о нём, хотя иногда так отчаянно хочется поцеловать мужа в губы, и погладить волосы дочери.
Миша… Я пытаюсь достучаться до его сердца, но он закрыт. Он настолько поглощён своей болью, своей «виной», что не хочет чувствовать ничего. Он боится чувств, а ведь именно они дают импульс жизни. Но если «общаться» с детьми я могу чаще, то с мужем иначе — он самостоятельная личность, не связанная со мной кровью и плотью, как дети.
Много раз я подталкивала его к тому, чтобы он открылся, чтобы он сделал шаг навстречу детям. Иногда почти получалось, но в самый последний момент он захлопывал чуть приоткрывшуюся дверь души. Наверное, наиболее открытым он становился в дни годовщины моего ухода. Алкоголь растворял стену, за которой пряталась его душа, но в такие моменты просто уходила боль, позволяя жить дальше. Это словно гнойный нарыв. Он вскрывался, но позже ткани срастались, и гной накапливался заново. Не было исцеления.
Я чувствовала, что заканчивается лимит моих попыток. Совсем скоро я не смогу участвовать в их жизнях. Не спрашивайте почему, просто это так, и всё.
Тогда я решилась на самое дерзкое…
Капля за каплей я подкидывала Оксане одну мысль. Я не могу вмешиваться напрямую, все мои действия легки, словно прикосновение подушечками пальцев. Я не имею права вмешиваться в решение, не могу на него напрямую повлиять, но я могу сделать что-то, что предостережёт, убережёт от опасности, или подскажет возможное направление. И всё это в рамках свободы воли, то есть очень нежно, мягко и максимально ненавязчиво. Но Оксана — моя дочь! И связь между нами сильна, как силён поток воды водопада.
Миша не поехал встречать Оксану из роддома. От нашей семьи был Глеб, а Миша остался дома, ждать курьера, собирать подарки, требующие сборки. Я видела, как он волнуется, и меня это радовало — значит, он испытывает эмоции. Я думаю, он сам не понимал причины волнения, но то трепетала его душа, предчувствуя перемены.
Наконец, все приехали. Мне кажется, Миша смотрел на Оксану с малышом в руках, а видел меня. Оксана протянула ему голубой конверт, в котором сладко посапывал наш внук и сказала:
— Знакомься, пап. Это Михаил Дмитриевич.
— Как? — еле слышно спросил муж.
— Миша, мы решили назвать его Михаилом. Нам обоим нравится это имя. Правда, Дим? — зять кивнул.
А Миша… Миша держал в руках внука и плакал. Потом он отдал малыша отцу, извинился и ушёл на балкон — слёзы были настолько сильными, что он был не в силах сдерживать их.
Он закрыл дверь и сделал то, что должен был сделать давным-давно: отпустил эмоции, связанные с моей смертью. Он рыдал, и я видела, как со слезами выходит боль, как его душа освобождается от чувства вины, видела, как он отпускает всё то, что держало его в оковах.
Удивительно, но маленькие дети способны изменить этот мир, ничего при этом не делая.
В стеклянную дверь постучали. Миша поднял голову, вытер слёзы и открыл Глебу дверь.
— Пап, всё норм? Там уже все за столом. Ты идёшь?
— Да, сейчас…
— Ты в поряде? — Глеб переступил порожек и прикрыл за собой дверь.
— Глеб, прости меня! Я столько тебе не дал…
— Пап, ты чего? — голос нашего сына дрогнул.
Миша обнял Глеба, который уже стал выше него. Он всё ещё плакал. По щекам Глеба тоже катились слёзы. Вроде бы никто не сказал ничего важного, всего одна фраза, но на уровне сердец они понимали друг друга — всё-таки в них течёт одна кровь.
— Я так был занят своими переживаниями из-за того, что мама умерла…
— Да ладно, ты чего…
— Я бросил тебя на маму Ксюшу, а ведь тебе нужен был я. Да и ей я тоже был нужен… Давай попробуем с начала? — он посмотрел в глаза Глебу.
Глеб ничего не ответил, а только крепко прижался к отцу.
Вздрогнули, почувствовав, как кто-то обнял их. Одновременно подняли головы — Оксана. Они не услышали, как она звала их, как увидела на балконе и тихо вошла. Кому-кому, а ей ничего объяснять не надо. Она всё понимала без слов. Обняла своего любимого брата и отца.
— Мне кажется, мама нас видит, — прошептала она срывающимся голосом.
И все с ней согласились.
Я их не только видела, я их чувствовала. Наверное, впервые за это время я смогла почувствовать их физически. Совсем ненадолго, на несколько мгновений я прикоснулась к тем, кого так сильно люблю.
Жизнь удивительна, и ни одна история не имеет аналогов. Любая жизнь — произведение искусства, единственное и неповторимое. Иногда смерть способна объединить людей, иногда наоборот. Бывает, что рождение ребёнка сплачивает, а порой, разъединяет. Казалось бы, это просто имя. Но именно то, что внука назвали тем же именем, стало последней каплей, разрушившей стену отчуждения. Им предстоит ещё о многом поговорить, познакомиться с друг другом заново, научиться любить друг друга. Но я уверена — они справятся. Ведь главный шаг уже сделан. Любовь побеждает. Всегда.
~~~~~~