Но ни одна синичка не польстилась на эту кормушку — голуби и воробьи опустошали её за короткое время, иногда наведывались вороны, наблюдая со стороны, когда можно будет утащить кусочек.

Но ни одной синички.

Егор съездил в квартиру отца и посмотрел, чем тот приманивал птичек.

И когда он с удивлением обнаружил на балконе обыкновенную пятилитровую бутыль с отрезанной верхушкой, на край перил села синичка. Она смотрела на Егора, словно ожидая от него угощения.

И он сходил на кухню, нашёл в холодильнике старое сало и с осторожностью положил его в импровизированную кормушку.

Синичка попрыгала по краю перил, потом вспорхнула, подлетела к бутыли. Внимательно посмотрела на Егора, который стоял, не шевелясь. Затем ловко заскочила внутрь, быстро схватила сало и упорхнула.

Вечером дома Егор сделал из пятилитровой бутыли из-под воды такую же кормушку и поставил прямо на подоконник, закрепив проволокой.

Отец никак не отреагировал на это. И даже предложение насыпать в кормушку семечек или положить сало он воспринял без энтузиазма.

Воробьи, голуби, вороны приспособились таскать пищу из бутыли. Ни одной синички так и не появилось.

— Да тьфу ты! Я сам скоро умом тронусь, — посетовал Егор.

— Я слышала, что старых людей нельзя отрывать от родного дома. Там у них корни, а без них жизнь увядает, — ответила жена.

— Но его нельзя оставлять одного, — возразил Егор. — Он опять куда-нибудь уйдёт.

— Но он так же может уйти и отсюда, — резонно заметила Олеся. — И это гораздо опаснее, потому что здесь нет доброй соседки.

Об этом Егор как-то не подумал.

А через некоторое время отец изменился — он исправно принимал лекарства, охотно пообщался с посетившим его доктором,

— Ваш отец демонстрирует признаки явного улучшения, — сказал после осмотра пациента доктор. — Редкие случаи помутнения сознания могли быть вызваны приёмом препаратов в больнице. Это как побочный эффект. А сейчас у него ясное сознание, неплохие двигательные функции и восстановленные рефлексы. Вот рекомендации, придерживайтесь лекарственной терапии.

Отец стал общительным, весёлым — в общем, вернулся в прежнее состояние. И Егор только было выдохнул и начал радоваться, как наткнулся на очередное упрямство.

— Сынок, я хочу домой, — он жалобно смотрел на него. — Пожалуйста. Отвези меня домой. Я обещаю, что буду пить все лекарства.

— Пап, нет. Я беспокоюсь за тебя, поживи ты с нами.

— А за меня ты не беспокоишься? Ты как эгоист! Лишь бы тебе было спокойно! А я тут, как в плену! Отпусти меня! Или я сам уйду. Доктор сказал, что я здоров. Нечего меня тут держать.

Егор испугался, что отец и вправду уйдёт. И уступил.

Дома отец словно расправил крылья — он походил по квартире, потом сгрёб в пакете горсть семечек и пошёл на балкон. Высыпал в бутыль. И тут же прилетела синичка.

— Здравствуй, Нюрочка! Здравствуй, моя хорошая!

Птичка спокойно клевала семечки, а отец разговаривал с ней.

Егору стало не по себе.

— Да ты не переживай за меня, Егорка. Всё нормально будет. Я здоров, не дурак и не псих. Так что не волнуйся.

Олеся тоже беспокоилась за свёкра, поэтому каждый день заезжала и привозила гостинцы. А если не могла сама, то передавала через Егора.

И всё было нормально.

До этого дня. Когда отец не вышел с утра на связь.

*******

В полиции приняли заявление, сделали фотографию отца.

Егор вышел из полиции и набрал жену.

— Лесь, я сейчас проедусь по аптекам и магазинам, может, он опять забыл адрес. А ты посмотри в местных пабликах — может, его уже кто-то нашёл и ищет родственников.

— Я уже этим занимаюсь.

Егор с долей паники принялся обследовать ближайшие к дому магазины и аптеки. Нигде сегодня не видели его отца, значит, он здесь не появлялся.

Куда же он мог пойти? И ведь мобильник не взял, вот… Как дитё малое! Ещё и в тапках. В такой холод!

Соседка!

Егор набрал номер бдительной соседки.

— Нет, я сегодня его вообще не видела. Вчера мы с ним разговаривали, да… Так после этого вы приезжали же. И были у него.

Егор не знал, что делать дальше, где искать отца. И вдруг мелькнула сумасшедшая мысль…

И он решил проверить.

…Отец сидел возле могилы матери.

Увидев Егора, он ничуть не удивился. Но даже не двинулся с места. Так и продолжал сидеть на скамейке, глядя на фотографию жены.

Егор присел рядом. Незаметно послал Олесе сообщение, что нашёл отца.

Они сидели и молчали.

Егору очень хотелось ругаться, кричать — зачем вышел из дома? Без обуви? Без телефона?

Но что-то сдерживало.

Наверно, кладбище не то место, где можно ругаться…

— Синичка сегодня не прилетела, — тихо сказал отец. — И я забеспокоился. Она обычно в одно время прилетает, Нюрочка моя… А тут не прилетела. И я пошёл её искать.

— Нашёл? — автоматически спросил Егор.

— Нашёл, — кивнул отец и показал куда-то наверх.

На ветке берёзы сидела синичка. Она смотрела на них сверху вниз и не спешила улетать.

— Поехали домой, — спокойно сказал Егор, — ты простудишься.

— Поехали…

В машине он включил обогрев на полную мощность, достал из багажника дежурный плед и закутал в него ноги отца. Позвонил в полицию и сообщил, что нашёлся потеряшка.

— Ну, и зачем ты столько народу побеспокоил, сынок? В полицию обратился? Я ж никуда не денусь, пришёл бы сам домой. Ключи у меня вот, в кармане, — и отец показал ему ключ.

От этих слов напряжение Егора вдруг испарилось, и он заплакал от облегчения.

— А тапки я забыл переобуть. Бестолковый стал. Старость, видать…

Егор повёз отца в его квартиру, где Олеся уже варила куриный бульон и чай на лечебных травах.

— Пап, а если завтра твоя Нюрочка не прилетит вовремя, ты опять пешком на кладбище отправишься?

— Прилетит, Егор. Она обещала.

Егор не стал углубляться в беседу. Бесполезно. Отец будет стоять на своём.

Когда он его привёз домой, то заставил выпить кружку горячего бульона, а потом Олеся отпаивала его чаем.

Заглянула соседка.

— Вот, — Егор протянул ей деньги, — я вас очень прошу, каждое утро проведывайте отца. И если что — сразу звоните мне или жене.

Ему так было спокойнее.

Он не знал, сколько им с отцом ещё отпущено побыть на этой земле. Но был уверен, что сделает всё возможное, чтобы это длилось как можно дольше…

Старость не может быть счастьем. Старость может быть лишь покоем или бедой. Покоем она становится тогда, когда ее уважают. Бедой ее делают забвение и одиночество.

Автор: Я живу