Иванченко орал, что не виноват, что сам его почти вылечил.

Перитонит у Фимки был. Прооперировали его, спасли чудом.

А вскоре, на уборке Иванченко полез чинить поломку при включенном комбайне, ну и затянуло его в жатку. Жив остался трудом врачей, но инвалидом на всю жизнь.

Был ещё случай. Пьяница местный Колька начал Фимку подпаивать. Скучно одному, а Ефим же безотказный. Нальет ему, а потом потешается. Уж как только не внушали ему, что нельзя так с больным! Все бесполезно. В конце концов утонул по пьяни Колька.

Фимка работал сторожем.

Однажды, весной, когда озимые уже превратились в зелёное волнующее море, он не пропустил в поля делегацию из района. По тугодумию не пропустил. Разнервничался, палкой махать начал. По машине стучать. Чужие же. Развернулся скандал. Поля в совхозе ставили в пример всем окружающим, вот и приехала делегация колхозников и местной прессы. А тут!

Директор совхоза был так зол.

— Всё! Извёл он меня. Дурак он и есть дурак. Выставляю штатную единицу сторожа на конкурсное соискание.

— Может не надо, Иван Сергеич? — причитала заместитель по оргвопросам Валентина Кудрявцева, — Он же заговоренный. У нас и урожаище вон на тех полях с момента, как он сторожить там начал. Четыре года перевыполняем, вот и он четыре года у нас. И сами ж прирост знаете!

— Уволить! Я сказал! Придумали себе сказку!

Фимку уволили. Через неделю ночью ударили неожиданные морозы — полегли озимые.

Остался Фимка без работы. Прихожане из деревни рассказали о Ефиме сельскому Батюшке. В соседнем селе Батюшка Василий восстанавливал полуразрушенную церковь. Он Ефима позвал на покаяние и исповедь.

А после оставил в храме своим помощником. Говорил всем, что Ефимушка чистый, как дитя малое.

Сначала Ефима в бригаду строителей храма определили подсобником. А когда храм был почти готов, Ефим занялся уборкой. Он так отмыл стены, вычистил лестницу, вышаркал пол, натёр до зеркального блеска семисвешник, что Батюшка Василий не мог нарадоваться: такой чистоты не было со дня освящения храма.

Молился Ефимушка так искренне, что прихожане на него заглядывались: широко открытыми глазами глядя на иконы, шепча молитвы. Тонкие кисти его рук быстро быстро, как порхающие голуби, мелькали в крещении, а непослушный вихор отбивал поклоны вместе с хозяином.

Вскоре слух о Ефимке разнёсся по селениям. О том, что он всю жизнь Богом оберегаемый, о том, что наказан тот, кто обижал его хоть раз, о том, что он почти святой. И стали люди тянутся к этому храму. Стало значимо, хоть посмотреть на «святого Евфимия», подержать его за руку, а лучше, чтоб перекрестил. Стали приезжать и богатые дамы.

Потянулись и меценаты. И, со временем, церковь приобрела популярность, её отреставрировали и благоустроили, провели тепло и свет, перед храмом разбили аллею, облагородили прилегающую территорию, открыли автопарковку.

Не узнать стало храм!

Как-то приехали для съёмок корреспонденты местного телевидения. Батюшка Василий слова благодарности в камеру произнёс. А журналистка просит его, чтоб святой Евфимий тоже пару слов сказал.

— Ну, какой святой! Что вы! Просто Божий человек. Да и не говорит он много-то. Не умеет.

Но журналистка настаивала. И команда с камерами и Батюшкой направилась к Ефиму. Он копал клумбу недалеко.

— Ефимушка, скажи что-нибудь людям в микрофон. Что бы ты им пожелал?

Корреспонденты готовились к интервью со знаменитым по округе Евфимием. Журналистка вещала что-то о том, что сейчас они будут беседовать с тем, кто спас от беды сотни людей, выручил, сотворил чудо…

Фима не слушал, он растерянно улыбался, с интересом смотрел на аппаратуру. Он так и остался светловолосым, с вихром на макушке, только солнце ещё больше выбелило волосы, позолотило бороду и усы, ветер — сделал грубой кожу, труд иссушил щеки, а вера — осветила глаза.

А когда ему сунули микрофон к лицу, он показал на клумбу и радостно и громко произнёс:

— Здесь лилии сейчас посажу, вырастут — людям на радость.

И опять приступил к посадке. Только поредевший со временем вихор и увидели. Журналистка хлопала глазами в растерянности, а оператор выключал камеру.

А Ефим копал землю. Мать ему говорила:

— Будешь ты, Ефимушка, людям — на радость.

Вот он и старался.

Автор: Рассеянный хореограф