Алиса не пошла на корпоратив. Новое платье казалось ей вдруг нелепым и чужим. Гул города доносился откуда-то издалека. Внутри же была ледяная пустота, пронизанная жгучим вопросом — неужели её отказ провести пятничный вечер с племянником, действительно единственная причина того, что трехлетний Саша сейчас лежит в больнице?

И почему все, кроме неё, были в этом так уверены? Вина за чужую халатность легла на её плечи тяжелым, несправедливым грузом. И сбросить его, казалось, было уже невозможно. Без вины виноватая…

Алиса достала из сумки телефон, чтобы вызвать такси. На экране куча пропущенных звонков и сообщений. От Дениса. Набрала его номер и разрыдалась…

Эту ночь они провели вместе. У Алисы в квартире. Денис сразу же приехал за ней на такси. Полночи они разговаривали, и не могли наговориться… Денис уверял, что её вины в произошедшем нет. Но на сердце была тяжесть. Родные ополчились против неё, сделали врагом… Это так обидно!

Три дня Алиса жила как в тумане. Работа валилась из рук, мысли путались. Денис был рядом, готовил кофе, молча держал за руку вечером, слушал её бесконечные переживания.

Мама звонила один раз, сухо сообщив, что Сашу выписывают. Отец не звонил вовсе. Лена молчала. Это молчание было тяжелее криков в больничном коридоре.

Внутри всё еще ныло от несправедливости и обиды. Звонок телефона заставил её вздрогнуть. Лена… Наконец-то!

— Алло? — голос сорвался.

— Алис? Это я, Лена.

Тишина. Алиса не нашлась что сказать. Просто крепко сжала телефон.

— Алис, ты слышишь? — голос сестры звучал непривычно тихо, без прежней повелительной ноты. — Я звоню извиниться.

Алиса молчала. «Извиниться»? Слово казалось слишком маленьким для той пропасти, что разверзлась между ними.

— Сашу выписали, — продолжала Лена, слова текли с трудом, будто вытаскивала их клещами. — Врачи говорят, последствий не будет, слава Богу. Просто наблюдаться…

Я тогда в больнице… Я с ума чуть не сошла от страха. Видела его, такого маленького, бледного… и мне нужно было винить кого-то. Кого угодно, только не себя. И я накинулась на тебя. Это было… ужасно. Несправедливо.

Алиса закрыла глаза. Голос сестры, этот сдавленный, искренний тон, растапливал ледяную корку обиды.

— Я оставила эту проклятую бутылку. Я. Анна Петровна, конечно, не углядела, но это была моя ответственность. Моя халатность. А я обвинила тебя. Потому что тебя легче было обвинить, чем признать, что я сама чуть не убила своего ребенка из-за своей же спешки и невнимательности.

Папа с мамой тоже испугались. Им тоже нужен был «виноватый». Прости… прости нас всех. Пожалуйста…

Слезы покатились по щекам Алисы. Не слёзы облегчения, а слёзы какой-то горькой жалости. И к сестре, и к себе, и к этой всей нелепой, страшной ситуации. Вина Лены была очевидна, её признание — важно. Но боль от их коллективного предательства, от тех слов в коридоре, никуда не делась.

— Я рада, что Сашке лучше, — прошептала Алиса, с трудом выдавливая слова сквозь ком в горле.

— Спасибо, — Лена всхлипнула в трубку. — Алис… Приезжай. Пожалуйста. Сегодня, завтра… Когда сможешь. Сашка скучает по любимой тёте. И я хочу видеть тебя. Расскажешь мне о кавалере…

«Приезжай, пожалуйста». Не приказ, как раньше, а просьба.

— Хорошо, — сказала Алиса тихо. — Я приеду. Завтра.

Они закончили разговор. Прощение… Оно не пришло мгновенно, как волшебное исцеление. Груз несправедливости всё еще давил на плечи. Но злость начала отступать. Лена признала свою вину. И, самое главное, Сашка жив и здоров.

Автор — «Заметки оптимистки»