Не так, чтобы очень… Но…
Начальник нашел компромисс:
– Звякну нашим – чтобы наряд прислали… Милиция его подберет и определит, куда таких отвозят.
– Когда они приедут-то? Часов через восемь?
– Нам же проще. Проспится за эти восемь часов и сам смоется отсюда.
– Замерзнет… – взмолилась Катя.
На начальника не прикрикнешь. А без него она немаленького мужчину до авто не дотащит.
– Добренькая такая? Сама его и отнеси тогда, раз добренькая. Пашу я круглосуточно. Зарабатываю гроши. За всем не уследишь… Тут и бездомных этих развелось, как грибов после дождя. Он за сегодня тринадцатый, кто шел погреться на вверенном мне вокзале. Все гоняешь их и гоняешь, а они ходят и ходят. Этот не дошел вот. И нам же легче!
– Михаил Алексеевич, Рождество сегодня, не бросим же мы его на Рождество в сугробе? Замерзнет… Как жить-то потом с этим…
Катя с таким точно жить не сможет. Про Рождество она добавила, чтобы воззвать к милосердию и гражданской сознательности начальника. Сама Катя ни в какой день бы не бросила прохожего (бездомный он или нет) на морозе.
– Котенок, он сам выбрал такую жизнь. Пропойца. Никто пить не вынуждает. Сам пьет – сам разгребает потом все проблемы.
Катя – котенок. Это не Михаила Алексеевича творчество. Это всем коллективом ее так прозвали. Потому что самая младшая, очень резвая и волосы у нее пушатся от шапки – дыбом стоят.
Катя понимала, что коллектив не воспринимал ее всерьез, но не возражала. Зато поблажки делают…
До упавшего мужчины было метров 40 – по снегу.
Мужчина не шевелился.
Катя дергалась – неужели они опоздали? Сколько он тут пролежал?
– Михаил Алексеевич, ну, пока вы со мной препираетесь, уже может быть поздно! Хоть в милицию позвоните! У меня-то нет телефона!
2003 год.
Мобильные телефоны еще далеко не у всех. У них кто-то из контролеров расхаживает с мобилкой, да посетители захаживают с телефонами, а больше пока что ни у кого и нет…
У Кати нет.
– Звони – не звони, а они на такое быстро не приедут. Подтянутся к утру как раз, на опознание потом отвезут…
– Михаил Алексеевич!!
Разжалобив начальство, Катя повела его к упавшему мужчине. То, что человек не бездомный и не пьяный, видно было, как только расстояние сократилось примерно вдвоем. Мужчина, перепачканный чем-то серым, видимо, его волокли от вокзала, тем не менее, был хорошо одет и подстрижен. Под съехавшей на бок шапкой была аккуратная рыжая шевелюра.
Пострадавший и, конечно, ограбленный неизвестный пассажир был доставлен Михаилом Алексеевичем в приемный покой. При нем ни билета, ни документов. Откуда он приехал, и из какого поезда вышел, не разберешь. Камеры по периметру на их провинциальном вокзале тогда даже не снились.
Катя, отдежурив сутки, пошла его проведать. Мужчину отправили в общую палату. Непонятно сколько он пролежал в снегу, но состояние у него не критическое.
– Здравствуйте! Как здоровье? – Катя купила на свою небольшую зарплату апельсинки.
– Добрый день… – мужчину любезно попытался уступить ей стул, на который с трудом залез, но Катя возразила – она постоит, – Вы… кто? Вы та девушка, которая меня спасала?
– Угу, она – это я, – улыбнулась Катя, – Екатерина.
Он запнулся.
– А как вас зовут? – спросила Катя. Будто это не было чем-то естественным – в ответ назвать свое имя.
– Если бы я знал…
Мужчина ничего не вспомнил. Кто он такой и откуда приехал – сплошные белые пятна. Изредка у него всплывали картинки-образы: дом с резными ставнями и девочка… Девочка лет трех… То ли сестра, то ли дочь, то ли знакомая из детства. Не поймешь.
О себе он вообще ничего сказать не сумел.
Катя навещала его постоянно, когда не была на сутках. Мужчине около 30 лет. Он, кажется, вспомнил, что он Михаил. Катя с какой-то досадой подумала, что того, кто так не хотел спасать ее нового друга, тоже зовут Михаил. Какое совпадение.
Но это все, что вернулось к Мише из его прошлой жизни. Кем он был до того, как его ограбили на станции, он не помнил.
Приезжала и милиция, и родственников его искали, но отклика не было. С базами данных все было сложнее, с идентификацией человека без документов – тем более, а эпоха интернета еще на заре…
Дело шло к выписке, и надо думать, куда Мише ехать, он ужасно переживал, но Катя все придумала:
– Поехали ко мне…
Миша ничего не помнил, даже отдаленно у него появлялись никакие образы возможной семьи, кроме той девочки, с которой он, наверное, просто дружил в детстве, но вдруг у него где-то есть семья? Жена? Можно ли посчитать это за новую жизнь… Или, будь у него семья, они бы его уже отыскали…
– Катенька, сколько вам лет? – задал нетривиальный вопрос Миша.
– 21.
– Мне, наверное, побольше…
Около 30-33 ему.
– Это не помеха. Но я ни о чем таком не прошу, – тут же добавила она, – Поживете у меня и просто придете в норму.
– Спасибо… Вы мой ангел-хранитель.
Топчась после этого разговора в коридоре на втором этаже, где Катя нашла умывальник, девушка заметила странного человека, который… нет, это смешно… но в котором было некое сходство с Мишей. Мужчина промелькнул в дверном проеме и скрылся в холле.
***
– Надя, есть вести о Мишеньке?
Галина Семеновна уже плохо передвигалась – с палочкой даже по дому. Иногда придерживалась за стенку. Но, стоило кому-то из домочадцев вернуться с работы или из милиции, и она стремглав подскакивала, и палочка ей без надобности, и спрашивала про Мишу.
Третья неделя пошла.
– Никаких, Галина Семеновна.
У невестки заплаканный вид.
– А Антон что сказал?
– У него тоже никаких новостей.
– Антон привезет брата домой, обязательно привезет. Это же наш Антон. Он все раздобыть может, любого найдет, – Галина Семеновна прилегла, – Мишенька, сыночек… Куда ты пропал…
– Может, и нет его уже в живых, – прошептала себе под нос Надя.
Свекрови этого никто не говорил. Она старушка-мать, которая чахнет без сына. Ее поддерживает только надежда. А им-то, им самим, надо жить, надо понимать, реальна эта надежда или нет.
Галина Семеновна стала мамой уже довольно поздно – в 42 и 45 лет.
Антон, ее первенец, и брат Миши пришел ни с чем.
– В милиции ничего не говорит. Сказали, что можно поездить по области, поузнавать, вдруг каких бездомных без документов находили. Или на опознание.
– Ох… – маме стало дурно.
– Что ты говоришь при маме… – Надя плакала, но у нее есть она и дочь. Надо настраиваться на то, что Миша не вернется.
– Я поеду в область! Сам все посмотрю!
– Я с тобой! – напрашивалась Надя.
– Куда ты собралась? С кем будет мама? С кем – Люся?? Ты здесь нужнее – своей дочери и своей свекрови.
Антон проверил уже несколько городов, которые были на том маршруте, которым ездил Миша. Но… без надежды. И он не разобрался еще – эта надежда просто уже истаяла или это он и не очень хочет, чтобы брат нашелся?
Так он добрался и до места, куда отвезли Мишу.
Сначала Антону показали куртку брата. Наверное, не хотели, чтобы он тревожил понапрасну Михаила.
Антон сразу узнал эту куртку. Не мог не узнать.
– Это его…
Женщина, которая и принесла куртку, светилась, как новогодняя елка. Мишу тут все полюбили. Очень приятный и интеллигентный мужчина. Поэтому, когда Антон произнес заветные слова “это его”, то она уже мысленно отправила Мишу домой – к его любящей семье.
Антон смотрел на куртку. Он нашел брата. Но он совсем не жаждет видеть его дома. Антон по нему совсем не соскучился. Больше воздуха в их трешке стало. Да и, если Миша исчезнет, то рано или поздно Надя будет с ним, с Антоном. Будет его. А мама… а что мама? Они их уже через раз узнает. Не сегодня – завтра вообще забудет, что у нее были сыновья.
– Нет, я обознался… – огорчил всех Антон, – У него осенняя куртка темно-зеленая, а зимняя-то черная. Обознался…
– Вы все-таки загляните. Что, если курточку он осеннюю надел. По ней и не поймешь.
Чтобы сотрудники не подумали чего лишнего, Антон заглянул в палату. Надвинул капюшон на глаза, но Миша его все равно заметил и даже, будто бы, показалось… Да нет, не узнал.
– Извините, палатой ошибся, – сказал Антон.
На втором этаже, когда Антон снова выходит из кабинета той женщины, что демонстрировала куртку брата, на него с подозрением покосилась какая-то девица.
Антон ускорил шаг.
Дома он сообщил жене Миши, что мужа она вряд ли когда-то увидит. Все городки объехал, все поселки и деревни прошерстил – никого. Как в воду канул. А, сдается, что и канул… Где-то сказали, что мужчина в реку упал, а его течением унесло. Сочиняют, наверное, но как знать – как знать.
Антон просчитывал варианты. Полиция вряд ли сможет установить личность Миши, под следствием он не был, отпечатков его в базах нет. Будут фотографии по городам расклеивать? Да ну, вряд ли. Ну, может, сделают 1-2 объявления по местным каналам, да угомонятся. Друзей у Миши, считай, нет. Работал он вахтовым методом. Как раз и добирался до своей вахты, да не отзвонился, когда должен был туда приехать, потому-то панику и подняли. Из всех, кто с наибольшей вероятностью, может узнать Мишу, если вдруг мелькнет какое объявление, – это Антон, Надька да мама. И песенка спета. Но, даже, если каким-то магическим способом Миша вернет память или его узнают друзья, то сложновато им будет приписать Антону то, что он совершил. Сейчас Мишу куда-нибудь выпишут, он оттуда уйдет, и никто уже не вспомнит, кто там приходил о нем спрашивать…
Миша – живой. С ним ничего не будет. Пропишут его в приют или соцслужба найдет ему работу с проживанием, или что они обычно предлагают.
Маму такое горе, когда Антон сказал, что шансов нет, совсем подкосило. Похоронили ее в марте – когда вокруг был тающий снег. Этот снег будто символизировал то, как быстро утекала в прошлое вся память о Мише.
– Надька, выйдешь за меня? – спросил Антон.
– Я даже не вдова! А ты уже полез! Маму свою пожалей, еще и 40 дней не прошло!
– Разыгрываешь тут спектакль, – Антон нахмурился, – Надь, ты однажды снова выйдешь замуж. Не будешь ты его оплакивать до старости. Выйдешь. Как миленькая, выйдешь. Только Люся тогда будет расти с посторонним отчимом. Уж разумнее – за меня выйти. И я буду заботиться о твоей дочери, как о своей собственной. Тем более, что она и есть моя дочь.
– Это не на 100%! – Надя забоялась, что подслушают, – Было-то однажды. Когда Миша на вахту свою уехал.
– Помню я. Мы его так хорошо проводили накануне. И было не один раз. Было всю неделю подряд…
– Я тогда зареклась с тобой снова…
– Было-было. Надя, я не зову тебя замуж сегодня. Все уляжется, все забудется – и будешь мне женой. А Люся – с отцом, а не с отчимом. Я стану вашей опорой.
***
– Ты все грамоты привез? Копии грамот? Баллы твоя… – Катя что-то строчила в своем блокнотике, параллельно выведывая у сына – ничего ли он не забыл? От парень! Не отдал матери бразды правления. Сказал, что весь пакет документов к поступлению соберет сам. А ей теперь тут переживай.
– Мама, кому нужны эти грамоты…
– Мне! И приемной комиссии!
– За грамоту по каллиграфии дополнительные баллы не начислят! Папа! Своди маму хоть на выставку, чтобы она отвлеклась от моего поступления. Я сам! – причитал Егор.
Миша “угукнул” в ответ, хотя сам разговаривал по телефону.
За пролетевшие 20 лет он так и не вспомнил свою прежнюю личность, но создал новую. Загвоздка лишь в документах. В полиции его личность установить так и не смогли, никаких зацепок не обнаружилось, а, если и были, то затерялись в том 2004 году. Сам Миша обращался и на телевидение, это было в 2009, но тоже впустую. Кто-то звонил, говорил, что знал похожего на него человека, но всякий раз этим человеком оказывался не Миша. Видимо, его никто и не искал. Миша иногда шутил, что, наверное, он путешественник во времени, который еще не родился, или всерьез подумывал, что он сирота. Выпускник какого-нибудь детского дома 90-х годов, которым, конечно, после выпуска никто и не интересовался. Не сказать, что это удивительно.
Нет установленной личности – нет документов. В полиции, как и в милиции, ему отвечали, что все в процессе. Однако Миша и к этому приспособился. Он не унывал. У них с Катей идеальный брак и даже собственное дело. Очень хороший заработок. Фирма по ремонту. Головой Миша ничего не помнил, но руки будто сами начали все чинить. Фирма, конечно, на жене. Ну, не жена, а сожительница, если цепляться к нюансам.
– Грамоты он не взял! Миша, ты подумай! – сказала Катя, – Комиссия еще сколько работает? Угу, принимают до 6, – она глянула на часы, – Мишенька, у тебя важный звонок? Погоди пока тут. Я оболтуса нашего домой свожу, а то я без него в том бардаке не найду никакие грамоты.
И идет Миша по холлу университета, в кабинетах заседает приемная комиссия, собирая с абитуриентов бумажки, а Миша смотрит только на женщину, что стоит напротив и очень сосредоточенно протирает очки. Где-то он ее видел. Женщина не обратила на него внимания, но, когда он подняла голову, Миша вспомнил…
Не все, детали навсегда растворились в его памяти, но семью, маму, жену… И брата.
– Надя.
Женщина приняла все с достоинством. Глазки забегали, но Надя собралась как-то и прямо посмотрела на бывшего мужа.
– Не здесь.
За зданием университета они молчали.
– Как Люся?
Про маму не спросил. Понимал, что ее давно нет. Боялся разбередить это…
– Ты помнишь?
– Не все, но кое-какие факты…
Никакой любви он не вспомнил. Да и, пока они шли на этот пустырь, где никого больше не было, Миша уже кое-что обдумал: он сможет восстановить документы! И его брат приходил к нему в палату…
– Антон за все сполна заплатил. Не знаешь ты, как он настрадался в свои последние годы… Хуже, чем ваша мама.
– Ты знала?
– Не сразу, – она опустила взгляд, – В 2009 я видела тебя по телевизору. Тогда-то Антон мне и признался.
Дальнейшие расспросы, наверное, бессмысленны.
– Миша, я услышала, что ты невредим, что у тебя даже ребенок появился, и ты не попрошайничаешь, не ночуешь под мостами… Мне этого было достаточно. Правда. Кому бы я помогла, если бы вернула тебя домой? У тебя уже родился сын. У Люси был отец.
– Как я полагаю, родной?
– Да… Как ты понял?
– В душе я всегда это понимал. Признавать не хотелось.
– Миша, то, что я потворствовала Антону, и не сказала никому о тебе, не нашла тебя, будет моей вечной виной. Но я умоляю – не приходи к Люсе. Она знает его, как своего отца. Мы оспорили отцовство, так что он записан официально… А сама Люся не помнит. Наверное, память как-то вытеснила те воспоминания из ее раннего-раннего детства. Мы переехали, у нас была другая жизнь. Не приходи. Все документы я тебе отдам! Но не приходи… Ты, конечно, хочешь нам отомстить, и ты прав, твоя судьба – врагу не пожелаешь. Но Люсе-то это за что??
Миша почти не вспомнил дочь. Которую он считал дочерью. Она не помнит его. Месть брату – это да, этого хочется. Но кому уже мстить?
– Знаешь, а, может, вы как раз подарили мне лучшую судьбу. Документы заберу.
Как радовался Миша, когда обрел свою, хоть уже и совсем не ту, личность. И, наверное, даже больше него радовалась Катя. Первое, что они сделали – это узаконили отношения. Сыну было 17 лет. Они и тут успели – записали его официальным отцом.
Автор: Пончик с лимоном