— Мне жаль.

— Перестань! Ничего тебе не жаль… Просто объясни как так можно? Вчера любил меня, а сегодня…

— Да не любил я… — Гарик замялся. — Честно говоря, это мама настояла, чтобы я начал за тобой ухаживать. Ты ей очень нравилась. Мама говорила, что из детдомовских получаются хорошие жены.

— Ну хоть кому-то я нравилась.

— Ты меня отпустишь? — Ника вдруг поняла, что ей нестерпимо хочется отпустить его прямо сейчас. Она хочет, чтобы человек, которого буквально минуту назад она любила, исчез из ее жизни.

— Конечно, отпущу, — торопливо проговорила Ника. — Можешь считать себя свободным от меня. Буквально с этой минуты. И… пожалуйста, не знакомь меня со своей избранницей.

— А я бы хотел, чтобы вы подружились…

— Нет, нет… Пусть уж лучше твоя мама дружит. Она, кстати, в курсе?

— Нет! Я, честно говоря, подумал, что будет лучше, если ты скажешь маме. Тебе всегда удается подобрать правильные слова.

Уволь меня от этого, ради Бога!

Ника вдруг засуетилась, чтобы сдержать предательские слезы, подхватила так и не собранную до конца сумку и вышла в окно. Так получилось…

***

Лететь было страшно. И прошедшая жизнь, как пишут в книгах, перед глазами не пронеслась. Единственная мысль — не упустить бы сумку — заставляла крепче сжимать пальцы. А потом Ника почувствовала, что кто-то подставил руки и поймал ее. Зажмурилась, и, оттолкнувшись от незнакомых рук как от батута, Ника мягко спланировала на землю.

Она еще и глаз не разжала, еще и не осознала, что осталась жива, упав с пятого этажа, а вокруг уже столпился народ.

— В рубашке ты родилась, девка!

— Не трогайте ее! Нельзя! Вдруг внутреннее кровотечение. Надо вызвать скорую!

— Может валидол? У меня есть.

— Да для чего ей сейчас ваш валидол? Как мертвому припарка.

Ника внимательно осмотрела тех, кто собрался вокруг. Ни один не тянул на роль героя.

— Кто меня поймал? — спросила Ника.

— Кто б тебя успел поймать? — воскликнула женщина, которая предлагала валидол. — Камнем же вниз летела. Ух я и испугалась! Но повезло тебе, девка — на провода приземлилась, а потом уже на землю.

— При чем тут провода? Меня кто-то на руки поймал. Я это почувствовала, просто не успела рассмотреть. — Ника села и пошевелила руками-ногами.

— Не шевелись! — закричали из толпы. — Тебе нельзя! Вдруг есть травмы серьезные.

— Никаких травм нет, — Ника поднялась на ноги. — Я пойду.

— Это шок! — постановила женщина с валидолом. — Надо ее удержать до приезда скорой.

— А скорую-то кто-то вызвал? — спросил седой мужик, от которого сильно тянул перегаром.

Люди, столпившиеся вокруг Ники, растерянно смотрели друг на друга. Ника поняла, что в скорую помощь никто так и не позвонил. И не удивилась этому. Но сильно удивилась, что Гарик так и не спустился, чтобы проверить что с ней. Может, конечно, он и сам потерял сознание от страха.

Ника достала мобильник и позвонила в скорую. Назвала адрес. Пусть они с ним разбираются, а ей надо устраивать свою жизнь.

Подхватив сумку, Ника направилась в сторону метро. Никто не стал ее задерживать. Никто. Она опять осталась одна. Никому не нужная детдомовка.

Так и не дойдя до метро, Ника остановилась, положила сумку на асфальт и побила себя по карманам. Вспомнила, что курить бросила ровно два года назад, как переехала к Гарику. Он не выносил запаха табака. Ника оглянулась в поисках киоска, где можно было купить сигареты. Казалось, что с первой затяжкой придет правильное решение: что делать и куда идти. Но глаза зацепились вовсе не за рекламу сигарет, а за надпись: “Туристическое агентство”

— Хорошая мысль, — вслух сказала Ника. — Сумка собрана, я два года не была в отпуске, пожить в гостинице — прекрасный выход для ныне бездомной и безработной. А там…

— Вы с кем разговариваете? — спросил проходящий мимо мужчина.

— Не с вами, — не очень вежливо ответила Ника и направилась в туристическое агентство.

***

В агентстве, размером с кухню в бывшей квартире Ники, сидела всего одна сотрудница. Маленькая курносая конопатая девушка в ярко розовом комбинезоне, который совсем ей не подходил по цвету. Но в целом девушка создавала ощущение только что вернувшегося из отпуска человека, весьма довольного жизнью.

Девушка внимательно выслушала бессвязную вступительную речь Ники и сказала:

— Ничего не поняла.

— Да я и сама пока ничего не понимаю, — честно призналась Ника. — Но хочется двигаться.

— Куда? — уточнила сотрудница.

— Вперед.

— Хорошее направление, — одобрила розовая и разложила на столе перед Никой яркие рекламы, призывающие немедленно отправиться в одну из неведомых стран.

Ника почему-то взяла самый нижний рекламный проспект и прочла: “Сигнахи известен как “Город любви”, благодаря Дворцу бракосочетаний, в котором можно зарегистрировать брак в любое время суток. В Сигнахи можно найти множество уютных мест, гостиниц, уличных кафе и ресторанов, где можно попробовать домашние кахетинские вина”

— Сигнахи — это в Грузии? — уточнила Ника.

— Да, — кивнула розовая.

— Вот туда я и направлюсь. Никогда в Грузии не была.

— Отлично! Люблю тех, кто быстро принимает решения! — обрадовалась розовая и, спросив у Ники паспорт, открыла компьютер и начала оформление.

Ника не могла не отметить, как быстро розовая шлепает по клавишам, не забывая время от времени дружески ей улыбаться.

— Как будете расплачиваться? Картой или наличными?

— Картой, конечно. Кто же сейчас с собой столько налички носит?

Ника протянула розовой карточку и спросила:

— А как вас зовут? А то я про себя вас окрестила розовой.

— И вы очень даже правы! — весело засмеялась девушка. — Меня Розой зовут. Родители с именем удружили.

— Я бы на вашем месте не ходила в розовом, — для чего-то сказала Ника. Видимо, после полета с пятого этажа что-то в ее голове сдвинулось и она растеряла всю тактичность. — Вам этот цвет не идет. Вы, видимо, роза совсем другого окраса.

— А у вас карта заблокирована, — ответила Роза. И не было в её голосе ни мстительной интонации, ни торжества. — А про розовый цвет я все знаю, но люблю. А раз люблю, то могу себе позволить.

— Что значит — карта заблокирована? — переспросила Ника, хотя все уже прекрасно поняла. У нее с Гариком был общий счет. Вот он и подсуетился. Интересно, он заблокировал карту до её ухода из окна или после? Или во время полета?

— Вот и отменилась моя поездка так и не начавшись, — к своему ужасу Ника поняла, что сейчас расплачется. Эта карта оказалась последней каплей. Ни увольнение, ни предательство Гарика, ни выход из окна так сильно на нее не подействовали. Видимо, организм исчерпал свой ресурс внутреннего обезболивания.

— Может у вас есть другие карточки? — поинтересовалась Роза.

— Нет. У меня теперь ничего нет. Ни любимого, ни квартиры, ни карточек. Ни даже раскладушки. Ничего.

И тут Нику все-таки прорвало. Она рыдала так, как никогда прежде. Рыдала и рассказывала Розе все, что с ней произошло. И про детдом рассказала, и про Гарика, и про окно, в которое вышла, и про руки, которые её поймали, и про то, что рассчитывала уехать в путешествие хотя бы для того, чтобы было где ночевать ближайшие несколько дней.

Роза слушала внимательно и не перебивала ни глупыми ахами, ни дружескими ненужными советами. А еще говорят, что те, кто любят розовый, глупы и сентиментальны.

Затем Роза взяла вазу, которая стояла на полке, вынула цветы, и плеснула воду из вазы в Нику.

— Я чуть не захлебнулась! — возмутилась Ника.

— Тот, кто остается жив, пролетев пять этажей, не захлебнётся от литра воды, — ответила Роза. — А ты рассчитывала, купив путевку, сегодня же улететь?

— Да.

— Привет тебе! — Роза покрутила пальцем у виска. — Это только если у тебя есть личный самолет. Так что покупка тура в Грузию не решила бы твоей проблемы с ночевкой. А вот я могу решить.

— Каким образом?

— У меня квартира маленькая, но свободный диван есть. С завтрашнего дня начнешь у меня работать. Компания, кстати, мне принадлежит. Я уже хорошо раскрутилась и второй человек мне не помешает.

— Как же, раскрутилась, — проворчала Ника. — Офис размером с кухню.

— А для чего мне большой офис? Пыль в глаза клиентам пускать? Мне, в принципе, офис и не нужен, одного компа хватило бы. Но не домой же клиентов приводить. Вот я на эту кухню, как ты выразилась, и раскошелилась.

— Я согласна, — ответила Ника.

— На ночевку у меня или работать турагентом?

— И на то, и на другое. Я не капризная.

— Вот и ладушки! — обрадовалась Роза.

***

С того памятного дня, как жизнь Ники круто изменилась, прошло два года. И вновь на горизонте замаячила Грузия. Вдруг всплыл в памяти тот рекламный проспект.

— Роза, я заслужила отпуск за два года тяжелой работы на тебя?

— Так уж и тяжелой, — засмеялась Роза. Ника уже давно перестала удивляться легкому характеру своей начальницы и подруги. — Прям попу всю в офисе отсидела, да?

— Я серьезно. Отпустишь меня в долгосрочный отпуск?

— Слушай, ты до сегодняшнего дня ни разу в отпуске не была, это я по твоим рассказам знаю. Так почему сразу в долгосрочный?

— Хочу нагуляться за все годы.

— Ну раз хочешь, то давай, гуляй! — одобрила Роза. — А что искать в Грузии собираешься? Любовь?

— Себя искать собираюсь, Роза. Раз, два, три, четыре, пять — я иду себя искать.

— Отличный план! А я тебе подарок от фирмы сделаю — путевку по первому классу.

— Вот именно по первому классу я и не хочу. Для чего? Долечу до Тбилиси, а там — сама: где ногами, где автостопом, где поездом. Первым классом страну не изучишь досконально.

— Не боишься? — спросила Роза, хотя прекрасно знала ответ.

— Я после того полета с седьмого этажа ничего больше не боюсь. — Ника ответила именно так, как Роза и предполагала. Этот ответ был последние два года Никиной мантрой.

— Тогда подарю тебе билеты на самолет до Тбилиси. Туда и обратно. Обратный билет — с открытой датой.Ты же вернешься, Ника?

— Куда же я денусь? Где я еще найду такой продавленный диван, который ты сдаешь мне в аренду? Где я еще найду такую верную подругу?

***

Ника стояла у обрыва. Солнце било в спину, но девушка, сложив козырьком ладони, приложила их ко лбу. Не от солнца закрывалась, нет, боялась ослепнуть от красоты неба. От красоты мира. От той красоты, которая казалась открыточной, нереальной. Завораживающей. Под ногами — долина. Буквально на крышах домов лежат облака. Над облаками — присыпанные искрящимся на солнце снегом — пики гор.

Скрипнув, открылась калитка ближайшего дома. На порог вышла женщина в черном мешковатом платье и черной косынке. Женщина тоже приложила ладонь ко лбу и, не скрываясь, с детским любопытством рассматривала туристку.

— Шнурок у тебя развязался, — с сильным акцентом сказала женщина. — Завяжи. Нельзя на краю стоять с развязанными шнурками, слышишь?

— Спасибо, — отозвалась Ника и, задрав ногу на камень и немного подтянув джинсы, начала завязывать шнурок.

Женщина, громко охнув, приложила ладонь к груди, привалилась к дверному косяку и, как подкошенная, рухнула на колени.

Ника торопливо одернула штанину. Возможно, что по местным обычаям, нельзя прилюдно задирать ногу на камень..

— Нико… — рванув ворот платья так, что отлетела пуговица, прохрипела женщина. — Нико, сынок!

Ника оглянулась, убедилась, что никакого Нико рядом нет, поспешила к калитке и, присев на корточки рядом с хозяйкой дома, взяла ту за запястье. Пульс был частым, но ровным.

— Чем я могу вам помочь? — Учтиво спросила Ника. — Лекарство? Позвать кого-то?

— Нико, сынок… — повторила женщина.

Ника отметила, что голос у незнакомки окреп. Это радовало.

— Как вас зовут? — для чего-то спросила Ника. Просто чтобы не молчать. В ее планы не входило заводить знакомство со столь неуравновешенной особой. Своих проблем хватало.

— Нико, — женщина заплакала. — Ты всегда был шутником. Не помнишь, как зовут маму?

Ника не успела подивиться такому бурному проявлению чувств, как сама пришла в крайнее изумление от продолжения событий.

Женщина крепко обняла Нику, от чего девушка упала на колени и, прижав ее голову к своей груди, начала раскачиваться и причитать:

— Нико, сынок, ты вернулся. Вернулся. Я знала. Я ждала тебя каждую минуту. Каждую минуту на протяжении этих проклятых лет, пока тебя не было рядом. Нет, нет, не слушай меня, сынок, не слушай. Как это — тебя не было рядом? Ты был! Я тебя чувствовала. И вот ты вернулся…

Затем, крепко взяв Нику за плечи, женщина немного отстранила ее от себя и, встряхнув так, что у девушки клацнули зубы, выкрикнула: “Ты совсем не изменился, сынок!”.

И тут только до Ники дошло, что незнакомка, как и положено незнакомке, проживающей в Сигнахи, говорит на грузинском, но она ее прекрасно понимает.

Начали открываться двери ближайших домов. На порог выходили люди.

— Нико вернулся! Мой сын! — кричала женщина каждому, кто появлялся в поле ее зрения.

Соседи, нисколько не удивляясь, что незнакомую им девушку с косой по пояс, называют сыном, бурно выражали радость. Ника понимала каждого. Каждый выкрик. Каждое слово.

— Сюр какой-то, — четко произнесла Ника. Ей на какую-то минуту показалось, что надо громко, как заклинание, произнести понятную ей фразу, как весь этот кошмар рассеется. А фраза про сюр стала привычной за последний месяц ее такой неустроенной жизни.

— Сюр! — выкрикнула женщина. — Твой бедный дядя Сюр умер! Через месяц после тебя, горя не вынес! Неужели вы там не встретились? — Женщина многозначительно указала пальцем в небо.

Ника в ответ только дернула плечом.

— А папа твой жив. Сюр умер, а папа жив! Я всегда говорила, что у него каменное сердце! А я, сынок, жила только ради этой встречи. Я молилась. Я знала, что ты вернешься.

— Есть такое имя — Сюр? — для чего-то уточнила Ника, хотя уже понимала, что сюр, будь он хоть дядей, хоть ситуацией, прочно входит в ее жизнь.

— Шутник! — Женщина утерла слезы, улыбнулась и погрозила Нике пальцем. — Ты забыл, что моего покойного брата Серго все называли Сюром? Ему так нравилось. Помоги мне, сынок.

Ника быстро поднялась на ноги, помогла встать маме (“Маме?” с ужасом подумала про себя) и решила принимать происходящее, как данность. Может она, в конце концов, начать принимать жизнь такой, какая есть, а не пытаться вмешиваться, уточнять, регулировать и подчинять логике.

— Мама… — неуверенно начала Ника и женщина, громко выкрикнув: “Вай ме!”, вновь крепко ее обняла и расплакалась. — Как тебя, все-таки, зовут, мама?

— Манана, сынок. Но ты же не будешь обращаться ко мне по имени?

— Не буду, мама.

— Идем в дом, идем, дорогой! Сейчас люди придут, столы накрывать будем! Праздник! У меня сегодня праздник! Сын вернулся!

— А где этот… — Ника подхватила свой рюкзак и направилась за Мананой в дом.

— Кто, сынок?

— Ну… Который с каменным сердцем.

— Папа? — Манана резко остановилась, оглянулась и театрально рассмеялась. — В гараже. Где еще? Ты не поверишь, но у него все та же машина, которая была при тебе. Драндулет, а не машина. Он ее пять часов ремонтирует, чтобы час покататься. Дурак! Но ты не волнуйся, сынок, люди его сейчас позовут.

— А как папу зовут? — поинтересовалась Ника.

— Гоги зовут твоего папу, — усмехнулась Манана и неожиданно крепко и в то же время нежно обняла Нику. — Сынок мой… Вернулся.

***

Проснулась Ника с головной болью. Надо бы выйти из комнаты, поздороваться с этими странными людьми и попросить таблетку, но вставать не хотелось. Хотелось восстановить в памяти вчерашний день. Все, что произошло до того, как они вошли с Мананой в их дом, Ника помнит хорошо. Потом в дом набились соседи. В основном женщины. И все абсолютно нормально воспринимали, что Манана называеть Нику сыном.

Потом Манана подала Нике вино в стакане и кусок хлеба с сыром и сказала: Ешь, сынок, пока мы столы накрывать будем.”

Потом пришел Гоги, который муж Мананы. Начал ругаться и называть жену сумасшедшей, но соседки его быстро усмирили.

Потом все сели за столы и Ника подивилась количеству еды. Ведь к празднику заранее не готовились. Гоги поднял тост за покойного сына, получил от Мананы по голове, что не помешало ему выпить рюмку чачи почти одним глотком.

— Если ты мой сын, как уверяет эта сумасшедшая женщина, то не пей вино, пей чачу, — сказал Гоги и поставил перед Никой рюмку с этим огненным напитком.

Ника выпила. И с этого момента помнит все очень смутно. Но хорошо помнит, что танцевала и пела песни на грузинском.

Скрипнула дверь, в комнату заглянула Манана.

— Спишь, сынок?

“Началось”, подумала Ника. Она-то надеялась, что Манана за ночь образумится.

— Не сплю.

Манана присела на край кровати, погладила Нику по голове и поцеловала. Нику прежде никогда так нежно не гладили.

Ника заплакала, что ее саму сильно удивило, и начала рассказывать о себе. И про детский дом, и про Гарика, и про то, как ушла от него из окна, и про свой полет. И даже про сумку, которую так боялась выпустить из рук рассказала.

Манана не перебивала. Внимательно слушала и тоже плакала. Ни разу не сказала “вай ме”. Ника не знала: хорошо это или плохо.

— Какого числа ты выпала из окна? — спросила Манана, как только Ника замолчала.

Ника назвала точную дату.

Манана в ответ только кивнула и, немного помолчав, спросила:

— Откуда ты взяла эти носки?

— Какие? — удивилась Ника.

— В которых ты вчера стояла у обрыва.

— Мне их бабушка подарила.

— Какая бабушка, ты же сирота.

— Я вчера, прежде чем дойти до обрыва, походила по городу. Там, под деревом, сидела старушка древняя, она меня позвала и сказала: “Возьми эти носки, они твои”. Я ей деньги предложила, но она категорически отказалась.

— Это старая Марго, — сказала Манана. — Она давно умерла.

— Как же умерла, когда только вчера…

— Она умерла, сынок. Задолго до тебя умерла. А эти носки я сама связала, за несколько дней до того, как ты с обрыва сорвался. В них я тебя и похоронила. А ты, значит, через старую Марго мне знак подал.

— Мама, — неожиданно произнесла Ника, — расскажи мне обо мне.

— Ты мой единственный сын. Больше детей мне Бог не дал. Ты с детства был странным. Видел то, что никто из окружающих не видел. С покойниками разговаривал. Одни тебя считали дурачком, другие — святым.

— А кем ты меня считала, мама?

— Я тебя просто любила, сынок. Таким, какой есть. А в тот день, когда ты выпала из окна… Совсем я в вас запуталась, дети мои… Так вот, именно в тот день Нико сорвался с обрыва. Стоял на самом краю, но он часто так стоял, любовался облаками. А потом вдруг вскинул руки и закричал: “Смотри, мама, девушка летит!” — и шагнул. Наступил на развязанный шнурок и сорвался с обрыва. Представляешь, взрослым уже был, а шнурки все никак не мог крепко завязывать.

— Получается, что он меня поймал, мама?

— Получается, что так. — Манана прикрыла глаза и начала раскачиваться. Плакала без слез. — Оставайся с нами, сынок, пожалуйста? Кто тебя держит в твоем городе, если ты сирота?

— У меня там осталась подруга Роза, — сказала Ника.

— И Розу к нам привози. Мы с отцом будем рады. Мы за эти два года измучились без тебя, сынок. Хочешь даже женись на этой Розе, мы против не будем.

— Да не собираюсь я на ней жениться!

Ника поднялась с постели, обняла Манану, постояла молча несколько минут.

— Ты одевайся, сынок, а я тебе завтрак приготовлю, — сказала Манана и вышла из комнаты.

Ника быстро оделась, умылась и вышла к обрыву. Долина внизу золотилась под лучами восходящего солнца. Вкусный свежий воздух заполнял легкие и кружил голову. Ника сделала еще шаг и подошла к самому краю.

— Ника, дочка! — раздался голос Мананы, — Завяжи шнурки!

Автор: Бабуля