Так и легли спать.
А рано утром Анюта встала и вазочку свою опустошила: всё золото, за многие годы купленное, в мешочек тряпочный выгрузила (только обручальное колечко и оставила). Так и ушла с золотом, искала по городу, где подороже сдать можно.
Саня не мог понять, куда это жена в субботний день с утра пораньше ушла.
— Вот, Санечка, много не выручишь, но всё, что собрала… отнеси на лечение сына…
— Да ты что… не в себе? Я же сказал… не мой это сын…
Села Анюта рядышком и говорит: — Отца родного я не знала. А был у мамки муж, дядя Гриша, всего год прожили… дочкой меня называл, добрый был…но простудился и помер… Так я до сих пор его помню, всего год у меня папка был. Так и Олежка… может ты для него… как родной…
Вздохнул Саня, поднялся и ушел. Было на книжке немного, на участок копил, хотел дом за городом построить, чтобы с Анютой в огородике копаться… снял денежки. И вместе с деньгами, выученными за золото, пошел к Альбине.
***
Операцию Олежке сделали. Мальчишка на поправку пошел, лечение на пользу. Альбина возле сына сидит.
— Ты главное держись, теперь уж дело на поправку, — подбадривает Саня, когда к мальчику в палату заходит.
А Олежка и не собирается сдаваться, духом воспрянул, на Саню как на спасателя смотрит, поддержку чувствует, которую никакими таблетками не заменить.
Вот уж и на выписку скоро. Альбина вышла вместе с Саней из палаты, смотрит в глаза с благодарностью, пытается его за руку взять. – Спасибо тебе, Саша, что не отказал, я теперь увереннее себя чувствую, да и Олежка только о тебе и говорит.
— Ну и хорошо, — сказал Саня, — пусть поправляется, теперь у вас все позади, а я пойду…
— Подожди, Саша,- пытается удержать Альбина, — зайди сегодня, помнишь ведь адрес, посидим… нам же есть, что вспомнить и о чем поговорить… я так тебе благодарна, что не отказался от нас в трудную минуту…
Понял Саня, к чему клонит бывшая жена, опустил глаза и сказал: — Помощь моя не так уж и велика… это всё Анюта, это она первая вызвалась помочь, золото свое продала, денег дала…
— Какая Анюта? – Альбина и не поняла сразу.
— Моя жена…
Альбина так и застыла, не зная, что сказать. – Так, значит, ей я буду должна…
— Ничего ты не должна, — ответил Саня, — уж с Анютой я сам как-нибудь рассчитаюсь, если можно так сказать. И к тебе я не зайду, — сказал он растерявшейся Альбине.
— Ну да, конечно, конечно, — ответила потрясенная женщина, — спасибо… спасибо Анюте…
***
— Что-то Анька с двадцать первой квартиры раздобрела, — заметила баба Катя.
— И мне сдается, прибавила Анна, — согласилась баба Дуня, — никак беременна?
— Вот и я думаю, а у меня ведь глаз наметан… прибавление ждут. – Баба Катя, толкнув вбок Валентину, спросила: — Чего молчишь, знаешь, поди, про свою любимицу?
— А хоть и знаю, только вам не докладываю.
Бабули вдруг разомлели от своих догадок. – Ой, а хорошо-то как… детки всегда хорошо. Пускай рожают, видно, Анька давно ждала…
Саня, как премию получил, в ювелирный заехал. И хотя нужд полно, но задался целью жене сережки купить. Решил на свой вкус выбрать.
— Драгоценный ты мой, — лежат на ладошке у Анюты эти серьги, и кажутся ей самыми лучшими, каких раньше никогда не было. – Красивые. Очень. А я вот все думаю, как сыночку назвать…
— Пусть родится, а уж имен много, найдем имя нашему первенцу, кто его знает, может он у нас единственный будет.
Мальчика назвали Сашей — так Анюта захотела. И склоняясь над коляской, умилялась сыночке, которого уже и не ждала. «Драгоценный ты мой, — шепчет она. Потом взглянет на мужа, улыбнется и говорит: — И ты тоже драгоценный мой.
***
Санечка, и в самом деле, единственный ребенок у Анюты и Александра Ивановича. И теперь Сан Санычу уже тридцать три года. Родители частенько называют его: «драгоценный наш», хоть у него и свои уже дети.
Татьяна Викторова
