А сейчас, по его расчетам, там никого не должно быть. Но этот крик разрушил все его планы. Он увидел в углу, где стояла панцирная кровать со старым одеялом, огромные, наполненные ужасом, глаза. Да, вот именно сначала глаза увидел. И было в них столько страха и боли… Он отшатнулся, будто сила этого взгляда толкнула его.
В такие моменты осознание действительности приходит мгновенно. Он видел перед собой женщину, дрожащую от испуга, и в то же время ее взгляд говорил: «Я не виновата».
— Ты кто? – спросил он, и уже сам начал выстраивать версии, как она здесь оказалась. Появление женщины выбило его из колеи, он надеялся на другой исход своего побега. А тут – посторонняя, которой совсем не надо знать, кто он и зачем здесь. Его уже начал раздражать ее испуганный взгляд и трясущиеся руки. – Кто ты? Я спрашиваю: кто тебя послал?
Она заплакала. – Я… я не виновата… я уйду, отпустите меня…
Он взял, стоявший у стола табурет, с шумом поставил его на середину комнаты и сел на него, устало сняв фуражку, уже подмоченную дождем. – Ну?! Кто такая? – он помолчал с минуту, потом уже, стараясь быть спокойным, сказал: — Хватит дрожать. Говорить можешь?
Она кивнула.
— Еще кто-то есть?
— Нет, — тихо ответила она.
— Врешь! – Рявкнул он. И от его голоса, она снова вскрикнула.
— Я одна, правда, одна, отпустите меня, пожалуйста, я ничего вам не сделала.
— Не сделала, так сделаешь, — устало сказал он. – Как здесь очутилась? – Ему хотелось верить, что женщина здесь одна, и что нет больше свидетелей. Это было бы лучше, но все равно не радовало его, он ведь рассчитывал на полное отсутствие людей. До ближайшей деревни отсюда километров семь… вот и непонятно, как она здесь очутилась, каким ветром занесло худющую, большеглазую особу – на первый взгляд, лет под сорок, а по ее комплекции – так вообще подросток.
Заметив, что пришелец не собирается на нее нападать, осторожно откинула одеяло, под которым пыталась согреться, и натянув обутки – что-то похожее на стоптанные кроссовки, потянулась за курточкой. – Я пойду… ладно? – тихо сказала она.
— Куда пойдешь?
— Туда, — она махнула рукой в сторону леса.
— К зверям в гости? – он усмехнулся. – Деревня-то в другой стороне.
Она снова опустилась на кровать.
— Хотя, конечно, чего тебе тут делать, иди лучше. К речке спустишься и по берегу километров пять, а там мост будет, еще не совсем развалился, а оттуда два километра до деревни.
— Ага, хорошо, — она, не сводя с него глаз, хотела проскользнуть мимо, но неожиданно он схватил ее за руку, и она снова вскрикнула.
Не обращая внимания на ее испуг, тихо, но четко проговаривая каждое слово, сказал: — Если полицию приведешь, из-под земли достану. Поняла?
— Поняла. – Голос ее в это время дрожал.
— И еще: хочу знать, как ты тут оказалась? Кто тебя послал?
— Отпустите, пожалуйста, я боюсь… — Он отпустил ее руку, посмотрел на нее: — Ну? Я жду.
— Я… я случайно… я в деревню ехала, а потом… заблудилась…
Он усмехнулся. – Врешь нескладно, невозможно тут заблудиться…
— Я, правда, заблудилась… побежала… потом мост… потом сюда пришла…
— Звать как?
— Ася.
Он снова усмехнулся. – Понятно. Ася… откуда ты взялася…
— Я, правда, никому не скажу…
— Скажешь – себя потом вини. Никто не должен знать, что я был здесь…
— Честное слово, не скажу, я никого не видела…
— Ну, вот и ладненько… а теперь иди. — Он встал, толкнул ладонью дверь, и она распахнулась, заскрипев.
Женщина, оглядываясь на него, вышла – и также оглядываясь, спустилась с крылечка, на котором всего три ступени.
Запинаясь и пошатываясь, побрела к реке. Ветви впивались ей в волосы; ее плечи уже намокли от дождя, осенняя трава ждала первых морозов и первого снега.
Он смотрел ей вслед. Ему показалось, что она ослабла и идти ей тяжело.
— Стой! – Крикнул он и пошел за ней следом. Она остановилась и стояла так, не шевелясь. Ее послушность даже удивила. – Ну, куда ты по дождю? Переждать надо, перестанет дождь, тогда и пойдешь. – Он взял ее за руку и повел в домик. Рука была холодной – он это ощущал.
Но сочувствия по-прежнему не было. Наоборот, раздражение, что в доме есть посторонние, так и осталось в нем. И то, что он ее вернул – это, скорей всего, забота не о ней, а о себе – о своей безопасности. Почему-то решил, что какое-то время лучше подержать ее рядом.
— Так ты и печку не топила?
— Нет. Я боялась.
— Чего боялась?
— Ну, дым пойдет… увидят.
— Ну, пойдет и что? – Он вышел, и оглядев, что там под навесом лежит, нашел охапку дров, припасенных на сезон.
Растопленная печка преобразила домик: стало теплее и светлее.
— Ела чего-нибудь?
— Нет.
— Сколько ты уже тут?
— Со вчерашнего дня.
— Дай угадаю, как тут оказалась. – Он сел на тот же табурет, А она так же сидела на кровати. — Скорей всего, поехала с компанией, ну там, мальчики, девочки, как это обычно бывает… а может вообще только мальчики… ну, а потом развлеклись с тобой и бросили… вот тогда ты и набрела на избушку.
Она закрыла ладонями лицо, и плечи ее затряслись.
— Угадал?
— Нет.
Он подошел и сел рядом, она отодвинулась. – Да не шугайся ты так, не нужна ты мне… мне бы самому укрыться…
Она перестала плакать. – Не было никакой компании, — она посмотрела на него глазами, полными отчаяния. – Скажите, а вы сами откуда?
— От верблюда. Тебе не надо знать.
Она помолчала, словно решаясь. Так бывает: стоишь у обрыва и думаешь: прыгнуть в воду, или нет. И находились отчаянные смельчаки, ныряли, прыгнув с высоты, а потом гордились своим «подвигом». Вот и сейчас она была как будто у обрыва: прыгнуть или нет… рассказать, или нет.
Потом, набрав воздуха в легкие, выдохнула.
— Это что у тебя – гимнастика дыхательная что ли?
— Подождите, я сейчас. – Она снова посмотрела на него. – Я не знала, что вы придете, вообще не знала, куда я иду. Я просто… сбежала…
— Во как! – Ему стало интересно. Он сразу сравнил с собой – он ведь тоже сбежал. – От кого сбежала?
— От мужа.
Пришелец разочарованно отвернулся. – Ну-ууу, знакомая история… поругались, обиделась…
— Я не ругаюсь. Это он ругает меня, и еще… бьет.
— Ну, пожаловалась бы.
— Родных у меня нет. Ну, таких, чтобы близкие родные – таких уже нет. Остальным – зачем им моя жизнь.
— Как же ты допускаешь, чтобы тебя лупили?
— Мы хорошо жили… года три хорошо жили, он хотя бы руку не поднимал. Ну, а если ругал иногда так это бывает у всех. А потом у нас ребенок родился… но не выжил… всего день прожил мой сынок… И все. Муж потом изменился… как будто я виновата. При каждом скандале ругал, потом бить начал…
— А заявление?
— Были и заявления. Но я их забирала потом. Он плакал, обещал… да и прошлое у нас общее – наш сынок.
— А еще дети?
— А больше не было. – Она посмотрела на его лицо и заметила, что он слушает ее как-то спокойно, не осуждая. – А можно спросить? Как вас зовут?
— Глеб меня зовут. Только зачем тебе мое имя? Дождь перестанет, дорогу покажу и все. Считай что расстались. А с мужем тебе разводиться надо, а то ведь так не набегаешься…
— Да, надо. Я хочу развестись. Но не могу. Сказал, развод не даст и вообще из дома не выпустит. Я ведь сбежала в этот раз. Тут в деревне тетя живет – двоюродная сестра мамы. Я только приехала, а мне сказали, что он уже звонил, спрашивал про меня. Не знаю, как узнал, что я в деревне. А потом мальчишки на мотоцикле приехали, сказали, что его машину в районном центре видели, расспрашивал, как сюда доехать. Ну, я и решила дальше спрятаться, пока он там ищет. Тете сказала, что в другой район поеду. Вышла и его машину увидела, огородами убежала. — Она снова посмотрела ему в глаза. Взгляд ее был умоляющим. – Вы же ему ничего не скажете?
Он рассмеялся. – Круговая порука получается. Ты меня не выдашь, а я тебя. – Встал и подошел к печке. – Надо поесть, а то так и ноги протянем, ты вообще, гляжу, исхудала. – Он достал крупу, принес воды с реки, поставил вариться похлебку. – Пусть охотники простят, если провиант им уменьшим. Они ведь все равно новые продукты завезут — так обычно делают…
