Прошел ещё год.

– Славно как сегодня, прохладненько, – Лидия держала на руках двухлетнего внука.

– Да и земля внутри влажная, трава хорошо дерется, глянь-ко.

– Да, только много ль я наполю с ним? – Лидия тряхнула внука, – Сейчас одеяло постелю, игрушек брошу, поглядим. Вот как назло сегодня Вальке на это собеседование. Может и правда в магазин возьмут в новый. А? Как думаешь, Наташ, возьмут?

– А чего б не взять-то? Конечно, возьмут. А за Егорку не беспокойся, скоро Ксюха прибежит.

Они усадили малыша и встали на рядки морковные. В этом году здесь опять была морковка. Нынче была она на радость – хороша.

– Вчера мне Полька звонила. Представляешь, Лид, они направления врачебные выбирали. Будет она педиатром. Если все сбудется, сюда, в поселковую больницу приедет, деток будет лечить. Ксюшка смеётся, говорит, к ней медсестрой проситься будет, тоже уж первый курс, считай, кончила.

– Так братика-то старшего и не видела, да? – спросила Лида.

– Не-ет. Он тогда ведь только в город приехал, осенью-то. Полина ему о матери скорей сообщать, о том, что могилу пора устанавливать, о сестре и брате, а он … В общем, только не сказал – да пошли они все… Но по нему видно ж было, что безразлично ему это. Души-то нет. Полина сразу на развод подала, вещи собрала и выставила. Они уж у неё в общежитии были в студенческом, вещи-то его. Да говорила я тебе.

– Да уж, тот ещё тип. Ему все безразличны.

– Вот-вот. А Поля уж наслушалась от Ксюши о братце. Он и на мать руку подымал, грубил. Ксюшка говорит, что он её и свел в могилу. 

– Да ты что! Вот стервец! – Лидия остановилась в прополке, ещё долго вздыхала, удивлялась, – А с Витькой-то, с Витькой у них чего?

– Так чего, – Наталья заулыбалась, – Он как в город перебрался, так и встречаются. В кино ходят, в библиотеку она его затянула. А он, говорит, теперь больше её там готов сидеть. Она-то учит все, а он романы читает. Оказался большим любителем чтения. Смеётся, Полька-то, говорит – теперь она его ждёт в библиотеке.

– Вот и хорошо! Так ладненько все. И денежный парень-то оказался. Вон какое дело развернул, теперь уж у него и работники. Ты ж поди, кто б мог подумать …Витька — начальник.

Лидия оглянулась, Егорка удрал с одеяла в кусты. Там он чувствовал себя вполне вольготно.

– От ты, горе мое! Уколется ведь, – мягко зашаркали по траве торопливые ноги, Лидия побежала за Егоркой.

Но он поднял рев, в кустах ему было интереснее.

– Вот, играй тут, не смей уходить, – раздается голос Лидии.

Но сколько она не усаживала внука на одеяло, он через минуту уматывал к кустам и перелеску, и бабке приходилось бежать за ним. Он капризничал и вредничал, прямо беда. Работа встала.

И тут, к радости женщин, из перелеска показались Ксюшка и Алешка. Алексей встал на рядки и погнал прополку вперед, оставляя женщинам отрезки. Ксюша занялась Егоркой.

То и дело оглядывались они на звонкий заливистый его смех.

– Ох, и любит вашего Егорку Ксюха, каждый раз спрашивает – как он там? Вон как заливается, – улыбалась Наталья.

– Чай, родная кровь… – выдохнула Лида, тяжело вытянув пырей, и тут же охнула от того, что сказала.

– В смысле? В каком смысле родная кровь, Лид?

Лидия встала в полный рост, посмотрела на Наталью, махнула рукой с пыреем.

– Это ж надо, Наташ, вот те крест, не хотела говорить. Чего вылетело-то! Такая я … Ты, Наташ, прости нас. Не хочу я с тобой отношения-то портить, хоть и характер у меня…. Только ты его и терпишь. Святая ты… 

– Лид, чего родная-то? Поясни, наконец…

– Валька-то моя, от твоего бывшего зятя родила, от гниды этой – от Максима. Ну ещё за полгода до женитьбы их с Полиной у них было-то. У него-то по-пьяни. Вот такие дела… 

Наталья молчала, смотрела на Лидию, а та говорила, как оправдывалась:

– Я ж говорила тебе, намекала, что тварюга он. Да и ты его не любила, да. Но я ж и про Вальку-то тогда скрывала, как я могла сказать-то в открытую про его? 

– А ведь, если б сказала, Лид, Полька б не пошла за него, жизнь бы себе не портила. Она ж у меня, сама знаешь, правдолюбка. 

– Да я уж и сама себя вся изругала, за те дела… Дура — я. Прости, Наташ.

– А Максим-то, он-то знает, что у него дитя растет? 

– Зна-ает. Не признал. От алиментов и скрывался, сволочь. Мать не похоронил, брата с сестрой на Польку, считай, кинул, дитя свое не признал. Такой он. Наташ. Считай из-за одной гниды три семьи пострадали: и там Макаровна с ним билась, и к нам влез, и к вам, – она помолчала, – Да и я хороша…чего уж тут, – Лидия прикрылась локтем и заплакала.

Наталья стояла, смотрела куда-то вдаль, думала. А потом перевела глаза на Лидию.

– Но есть в этом и плюс, Лид, не плачь.

– Да какой тут плюс? – сквозь слёзы прошелестела Лидия.

Наталья подошла ближе.

– Ну, были мы просто подругами, а теперь, считай, родня. 

Лидия опустила руку, поморгала, хлюпнула носом.

– И что ты за человек, Наталья. Везде у тебя плюсы. И как же я тебя люблю!

С края морковного поля раздался ворчливый Алешкин окрик:

– Эй, вы там работать собираетесь? Или я один тут…

С другого края – заливистый детский смех.

И опять весело застучали тяпки. Хорошая весна случилась, урожайная.

***