Отец оказался во второй больнице, куда позвонила Ольга. К тому времени она успела сообщить сестре и та тоже обещала подъехать.

В приёмном покое сёстры обнаружили Марину. Было видно, что она плакала, но старалась держаться.

— Как он? — спросила Ольга, взяв её за руку и слегка сжав.

— Пока к нему не пускают. Говорят, прооперировали, скоро выйдет врач, — Марина приложила мокрый платочек к припухшим глазам.

— А кто его? За что? Преступника поймали?

— Не знаю, мне никто ничего не сказал, сейчас главное, чтобы Борис Борисович выжил! Я говорила ему… говорила ему, что так нельзя… не по-людски.

Она села на скамью.

— Что не по-людски? — спросила Ольга.

Но Марина не успела ей ответить.

— Родственники Прасолова! — крикнул появившийся в стеклянных дверях человек в зелёном халате.

Три женщины встали перед ним, ощущая биение своих сердец.

— Ну… как? — упавшим голосом спросила Марина.

— Операция прошла успешно, — сообщил врач, — но определённо ещё рано говорить.

— Когда будет можно навестить? — спросили все три женщины в один голос.

— Сейчас он спит, думаю, завтра будет можно.

Из больницы Борис Борисович вышел инвалидом, напавший на него серьёзно повредил ему кишечник. Это оказался какой-то сумасшедший, его задержали и сейчас он проходил то же самое освидетельствование, как когда-то Зинаида.

Ольга справлялась о здоровье отца каждый день, а вот мать навещать боялась — слишком тяжело было выносить её мольбы. Понимала, что надо, но каждый день откладывала…

Однажды раздался звонок. Трубку снял Геннадий, но вскоре передал её жене.

— Какая-то официальная тётка, — шепнул он Ольге.

— Алло, — сказала Ольга, чувствуя недобрую весть.

— Ольга Борисовна?

— Да.

— Прасолова Зинаида Петровна ваша мать? — кашлянул голос.

— Да.

— Сегодня утром она скончалась. Приезжайте.

— Как скончалась? — Ольга чуть не выронила трубку, перед глазами поплыли круги.

— Сердечный приступ, — буднично сказал голос, — приёмные часы главного врача с двенадцати до двух, но вы можете переговорить с дежурным врачом. Примите наши соболезнования.

Ольга так и стояла с трубкой. Геннадий аккуратно вытащил её из рук жены.

— Я слышал, бедная моя малышка, — обнял он Ольгу,— сядь, успокойся.

— Я спокойна, — ответила Ольга.

Она не могла поверить, что матери больше нет. Вероятно, это ошибка?

На похоронах кроме сестёр и их мужей никого не было. Борис Борисович сослался на плохое самочувствие и не приехал. Когда Ольга навестила его в следующий раз, он показался ей странным.

Марина, та и вовсе, извинившись ушла по делам.

— Что происходит, па? — не поняла Ольга, — вы что, поругались?

— Нет, — Борис Борисович взял пьезовую зажигалку и защёлкал ею, пытаясь высечь искру, чтобы зажечь конфорку под чайником, — да ну, к чёрту!

Он с силой швырнул зажигалку о стену. Ольга во все глаза смотрела на отца.

— Что с тобой, па?

— Я устал, — он закрыл лицо руками, — не могу больше это выносить. Марина… она каждый день напоминает мне, какой я…

— Какой ты… — повторила Ольга.

— Негодяй, — он убрал руки от лица, — я ещё в тот день хотел тебе всё рассказать, но не успел.

— Что рассказать, папа? Что?

— Он, не вставая с коляски, показал Ольге на антресоль. — Там слева… сигареты… Марина запрещает, но… достань, мне будет легче.

Прикурив, он, не глядя на дочь, начал свой рассказ.

— Мы с Мариной уже спали, когда услышали шум. Он доносился из кухоньки. Сначала я подумал, что шуршит холодильник, и встал, чтобы выключить — всё равно он пустой.

Я включил свет и увидев перед собой Зинаиду, босую с всклокоченными волосами, испугался так, что едва не умер. Она спокойно на меня посмотрела и говорит: «Чего ты встал, Боря, иди ложись, я сейчас»! В точности, как всегда, говорила, когда мы ещё спали вместе.

Сейчас я понимаю, что она была больна, и не осознавала, что делает, но тогда… я был просто взбешён. Это была последняя капля, я видеть её больше не мог.

Я открыл ящик, и увидел там тот нож… видно оставленный кем-то из предыдущих постояльцев. Смотрю, а она уже в комнате, у постели. Таращится на испуганную Маринку. У той было такое лицо…

— Зинаида! — крикнул я, — что мне сделать, чтобы ты оставила нас в покое? Что? Может, зарезаться?! А может быть, ты сразу меня зарежешь?

Я подошёл и всучил ей нож. Она не хотела брать, но я взял её руку и тянул к своей груди. Но она оказалась сильнее, и оттолкнула меня. Тогда я сам нанёс себе рану.

Маринка, решив, что я сделал себе харакири, завопила.

— Папа, как ты мог?! — вырвалось у Ольги, — ты был, наверное, сильно пьян?

— Был. Но не так, чтобы не помнить лицо Зинаиды. Она как окаменела.

И тут мне пришла в голову мысль, что я могу проучить Зину, навсегда избавиться от её преследований. И я бросил нож ей под ноги как раз перед тем, как подоспела помощь.

— Господи… нет, — только и смогла выговорить Ольга.

— Клянусь, я не знал, что это возымеет такие тяжёлые последствия, — наклонив голову сказал Борис Борисович, — ну, думаю, слегка пожурят за хулиганку и отпустят. Кто старуху будет судить… я не знал, что она… нездорова.

— Почему ты мне не сказал, когда я оформляла мать в клинику? — крикнула Ольга.

— Подумал, что для Зинаиды это благо. Подлечат нервишки. Я собирался сказать, но… потом случилось то, что меня… порезали по-настоящему.

— Признался бы раньше, может быть и не порезали бы.

— Маринка тоже такого мнения, — невесело усмехнулся Борис Борисович.

— Я понимаю, почему ты не приехал на похороны, — сказала Ольга, вставая, — прощай отец.

— Подожди, куда ты? Ты же только пришла?

— Извини, но я больше не хочу тебя видеть. Никогда.

Ольга шла к машине под холодным осенним дождём. В освещённом окне, виднелась сгорбленная фигура старика. Он махал Ольге рукой, надеясь, что она сделает то же самое.

Но Ольга даже не посмотрела наверх.

Автор: Лютик