Как–то вечером, в субботу, когда магазин уже закрылся, подруги решили сходить на вечер танцев в Дом Культуры. Обе в синем, кобальтовом, в туфельках и с искусно уложенными волосами, они походили на двух сестер. Парни заглядывались на новеньких, их девушки хмурились, чувствуя в пришлых конкуренток. Небольшой городок не был богат женихами, население в–основном составляли ткачихи, что работали тут же, на фабрике, поэтому каждый парень, даже хромой–косой–картавый, был на учете у девчонок, обхаживался и привечался по–особому…

Виктор заметил Ларису не сразу. Он был так занят, так внимательно разглядывал ноты, стоящие перед ним, потому что в глазах всё плыло после вчерашней свадьбы друга, а играть сегодня в Доме Культуры он договорился еще давно, что теперь трубач, тараща глаза, силился не сфальшивить.

Лара встала совсем рядом с оркестром. Она любила музыку, живую, инструментальную, просто слушала, даже не думая танцевать. Да и не с кем было. Вокруг молодежь, а ей, Ларисе, уже тридцать два, куда теперь коленца выкидывать… Завтра поедет к Ваньке, накупила ему всего – леденцов, курточку зимнюю, сапожки, грузовик пластмассовый, как просил…

— Валентине Петровне надо что–то! — вдруг испуганно вспомнила она. У свекрови на неделе будет День Рождения!

Валя после отъезда невестки совсем к ней охладела, здоровалась, молча наливала чай или сажала обедать, вздыхала, сетовала, что Ваня скучает по матери, да той, видимо, наплевать… Потом уходила к себе и сидела в комнате до тех пор, пока Лара не уедет. Лариса играла с сыном, гуляла, купала его, а потом, оторвав от себя его руки, крепко обвивающие шею, говорила, что скоро заберет его с собой, что нужно подождать, а пока пусть Ванька слушается бабушку, не безобразничает…

Ваня мать очень любил, как, впрочем, любой ребенок, особенно сын. Между ним и ею была особая, молчаливо–чувственная связь, там не нужно было что–то рассказывать, объяснять. Общались просто глазами…

У Вали душа кровью обливалась, когда мальчонка, во сне всегда говорливый, шумный, звал Ларису, что–то сумбурно ей рассказывал, садился на кровати и, щуря глаза, искал Ларку в комнате.

Но и отдавать его матери Валентина не хотела, ведь тогда она останется совсем одна, в холодной, тихой избе. Муж Валентины Петровны, человек суровый, строгий, с особым внутреннем стержнем, умер, когда Юрке было лет пятнадцать. Тогда разбиралось дело о хищениях на лесозаготовках, он как будто был причастен. Не пережил такого позора, напрасных обвинений, сердце не выдержало… Валя пролежала недвижимо неделю, Юрку пока к себе взяли соседи. А потом встала, зажила, но как будто обломилось в ней что–то, словно во сне существовала, с пеленой на глазах. И что бы Юрка не творил, как бы не куролесил, не ругала, лишь бы только рядом был…

… — Не успею! Магазины уже все закрыты, что же делать?! — Лариса заспешила к гардеробу.

— Девушка! Девушка, подождите! — Виктор, отыграв последние аккорды очередной танцевальной мелодии, сказал, что пойдет покурить. В зале включили магнитофон, пары снова задвигались, как будто это не отдельные люди, а единый, чешуйчатый организм, подчинившийся незамысловатому ритму.

— Что? Простите, вы мне? — Лариса оглянулась.

— Да, вам. Извините, я хотел с вами потанцевать, а вы… Вот так уйдете? Так скоро?

Лара поискала глазами Зинаиду, но той не было видно.

— Да, вот так и уйду. Мне нужно купить что–то для свекрови. Завтра еду к ней и моему сыну в деревню, нужно привезти гостинец. У Валентины Петровны скоро день Рождения, я забыла, а магазины закрываются… — она посмотрела на часы, — очень скоро.

Лариса знала, что среди молодежи особой популярностью уже не пользуется. Вдова, с ребенком, при отсутствии жилья и, наверняка, с кучей других проблем, она болталась где–то на отмели, а вся охота на невест шла на глубине, ей недоступной. Хотя уж какое теперь замужество!..

— Так давайте поспешим! Где ваш номерок?

Виктор выхватил из ее рук белый ярлычок с номером, перепрыгнул через загородку и нашел пальто.

— Ваше? Надевайте, бежим!

Лариса растерянно натягивала пальто, путаясь в рукавах, потом почувствовала, как мужчина нацепил на ее голову шапку.

— И куда? Вообще куда мы пойдем? Я вас даже не знаю!

— И я вас тоже. Но это же интересно! Бежим!..

… Валентина Петровна, отогнув шторку, смотрела, как Лариса открывает калитку, как пропускает вперед какого–то мужчину. Тот что–то говорит, смеется, держит в руках сумки.

Ваня, услышав голос матери, быстро оделся и выскочил на улицу.

— Мама! Мама! Приехала! За мной приехала! — мальчишка прыгал и кричал рядом со смущенной Ларой, потом заметил чужака, замолчал и уставился на него.

— Ваня, познакомься, это мой знакомый, Виктор. Он музыкант.

Зашли в избу. Там, у стола, сложив руки на груди и плотно сжав губы, стояла Валентина.

— Добрый день, — весело поздоровался с ней гость. — Меня Виктором зовут.

Мужчина протянул женщине руку. Она отвернулась.

— Валентина Петровна! — Лариса, раздевая улыбающегося Ваню, посмотрела на свекровь. Прямая, широкая в плечах спина, платок накинут резко, без единой складки, руки держат его кончики, мнут между пальцами. Недовольна…

— Что, Лариса? — строго переспросила она. — Что ты хочешь мне сказать?

— Я приехала. Вы не рады?

— Притащила хахаля, а мне радоваться?! Может быть, поклоны ему отвешивать еще? Как вас там? Виктор?

— Вы совершенно правы. Виктор. Ну, Лариса Николаевна, я поеду, наверное. У меня завтра лекции, нужно быть свежим и отдохнувшим.

Виктор, подмигнув мальчику, чмокнул Ларису в щеку и зашагал по дороге к станции. Его провожали любопытные взгляды соседей.

Лариса покраснела.

Валентина, покачав головой, ушла в свою комнату. Только Ваня не волновался, разве что сердечко его быстро стучало, потому что в принесенных незнакомцем пакетах угадывались очертания долгожданного грузовичка…

…Через три дня, когда Лариса уже уехала, Валя, сев за стол, развернула сверток, оставленный невесткой. Подарок…

Вале муж подарков не дарил, считал это лишним, «не баре!».

Николай считал лучшим подарком то, что дом держит в достатке и правильности, что не скрипят ступени на крыльце, не течет крыша, а в коровнике свет проведен. Удобно – вот тебе лучший подарок…

Женщина шуршала бумагой. И ойкало сердце, по–детски, в предвкушении сказочного…

Внутри бумаги пряталась статуэтка. Лежащая на траве лошадь, белая, покрытая глазурью, отливающая перламутром. Грива выкрашена была в серовато–серебряный цвет, глаза – голубые, точно камушки вставлены. Рядом с лошадью лежит жеребенок, рыженький, смешной. Тычется он матери в морду, словно целует.

Валентина Петровна даже охнула. У них в избе раньше была такая статуэтка. Дед принес с какого–то базара, сказал, что Вале на забаву. Девочка поставила украшение напротив кровати и смотрела на него вечерами. По душе пришлась игрушка. Угадал дед…

А потом статуэтку продали. Нужны были деньги, тогда продали многое – и сервизик, и лампадку красивую, с витражными стеночками, и ту лошадку… Валя в школе была, вернулась, статуэтки уже не было. мать извинялась, уговаривала не расстраиваться, а Валя, подросток, резкая, вся как натянутая струна, взвилась, кричала, убежала потом, укрылась у соседки в сарае и плакала – от того, что без спроса взяли, от того, что жизнь гораздо сложнее, чем хочется и видится в детстве…

… Валя провела рукой по мордочке жеребенка. Маленькая шершавинка, то ли брак, то ли еще что, попало под руку. Валентина Петровна еще и еще раз гладила статуэтку, потом перевернула ее. Там, где стояло заводское клеймо, был отколот кусочек. В детстве это место напоминало Вале след от лапки мышонка.

— Она… Она! — Валентина пожала плечами и расплакалась. — Надо же… Она!..

Подарок Виктора и Лары пришелся ей по сердцу. Валя стала оттаивать, нежнее смотрела на Ваню, вечером говорила ему о Ларисе, о том, как она его любит…

… После Нового Года уволилась из магазина Зинаида.

— Ты это зачем? — Лариса удивленно сидела напротив подруги. Та отводила глаза.

— Так надо.

— Ну ясное дело! С хорошего места уходить – это «так надо». Что стряслось?

— Я Романа Павловича бросила.

Зина встала и отошла к окну. А там, под снежным покрывалом, спала земля, видела сны про лето, жаркие ветра и проливные дожди, про стрижей, рвущих небо на полоски, и котят, что народятся весной, запищат у матери под пузом, требуя молока…

— Ну бросила и бросила. Он велел уйти, что ли?

— Нет. Я сама. Я парня встретила, нравимся мы друг другу. Ну… Ну и ребенок у нас будет…

Зина замолчала, испуганно обернувшись. Сейчас рассудительная, строгая Лариса отчитает её, обзовет бранным словом, только ударить не посмеет. Мать бы обязательно ударила…

Ларка, вскинув брови, наблюдала, как затравленным зверьком Зинаида смотрит на неё, как нервно теребит рукав кофты.

— Так а что увольняться–то? Спокойно отработай и иди в декрет. Роман знает?

— Нет. Я боюсь, что, как узнает, мстить начнет.

— Кому? Тебе? — Лариса рассмеялась. — Да ты что?! Глупенькая! Ну, хочешь, я с ним поговорю?

— Нет. Я решила. Мы со Стасиком уедем. У него родня под Брянском, там поживем, а дальше посмотрим.

— Жаль… Очень хочется ребеночка твоего посмотреть…

… Весна. Еще расхлябанно чавкает под ногами земля. Еще поля только–только покрываются щетинкой ростков, словно пушком детская головка, ещё в низинах и оврагах лежат комочки снега. Ваня бегает и тыкает их палкой. А Валентина внимательно следит за внуком, не упал бы куда.

Лариса обещала скоро приехать. Может, завтра, может, чрез два дня…

— Я Ваню заберу с собой, — Лара стояла перед свекровью, точно вещь какую вымаливала. — В школу ему скоро, да и вообще, со мной жить он должен.

Валентина Петровна вздрогнула.

— И где ж это? В комнатенке? С этим твоим… Как там его? Ну, мужчина приезжал тогда…

Валентина наигранно скривилась: не будет она показывать, что довольна выбором невестки, не так всё просто!

— Виктор. Да. Мы расписались. У него квартира есть. Ване там будет хорошо. Виктор преподает в институте, а по вечерам подрабатывает в оркестрах.

— Что ты сделала? Ты замуж вскочила? Ты в своем вообще уме? Юра только отошел, а ты уж… Как можно, Лариса?! И мальчика тащишь! Нет, Ваня останется со мной. А ты можешь хоть на все четыре стороны шагать!

Она ударила кулаком по столу, припечатывая свое решение гулким стуком.

А потом на статуэтку свою взглянула. Ведь это Витя тогда ее нашел, подарил… В антикварном магазине, говорят, такие сейчас продаются. Дорогие очень…

Но ведь внука заберут! Насовсем же! А он вон как с козой Валиной управляется, вон как бегает, куда ему в город?!

— Не забирай Ваню! Ну прошу тебя! Грустно мне без него будет! — Валентина вдруг схватила Ларису за руку, сжала горячую ладонь с новым золотым колечком и притянула к себе, усадив на стул рядом.

Лара замялась, отвела глаза.

— Ване надо учиться, а Витя хорошие школы знает. Мы будем приезжать, навещать вас…

— Да… Навещать… Иди с глаз моих! Иди, невеста… — она оттолкнула Ларису, а потом упрямо добавила:

— До осени Ваньку не отпущу. Тут будет. Хотите, приезжайте, отпуск ведь должен быть у твоего профессора!

— Он не профессор, он пока еще…

— Да плевать мне на титулы его! И вот еще что, ты ему, Витьке своему, за лошадку спасибо передай. Угодил. Но пусть не обольщается, всё равно он у меня на контроле будет!

Лариса улыбнулась и кивнула.

До осени…

.. В июле молодожены взяли отпуск и приехали в деревню. Викторова «Волга» остановилась у забора, посигналила. Ваня выбежал, кинулся к матери, потом, забыв, что отчима почти не знает, попросился к нему на колени, за руль, всё старался дотянуться ногами до педалей.

А Валентина Петровна, чувствуя, как смотрят на нее соседи, строго сложила руки на груди, выдерживая паузу.

Витя, усадив Ваню к себе на плечи и приобняв Ларису, шагнул вперед.

— Здравствуйте! Мы с вами как–то не с того конца начали… Давайте заново знакомиться.

Валя поджала губы, помялась, потом, махнув рукой, обняла Витю.

— Ну ловкач ты, парень! Ох, ловкач! Девку хорошую отхватил! А лошадка твоя мне по душе пришлась, моя она… В нашей семье была, потом продали, а теперь опять вернулась… Значит, ты особенный, уж ладно, даже поцелую тебя!

Виктор не сопротивлялся. Уж раз взял он Ларису в жены, так и всю ее родню до седьмого колена уважать должен. Так его отец всегда учил…

В августе родила Зина. Она написала Ларисе длинное, счастливое письмо о том, как хорошо ей со Стасом, как любит её муж, как смешно морщит носик новорожденный Андрейка, фотографию прислала… К матери с отцом она больше не приезжала…

Осенью Ваня уехал вместе с родителями в город. Все игрушки собрал, только ружьишко деревянное так сенях и оставил.

— Вот буду приезжать, пусть тут меня ждет! Люблю тебя, бабуля!

Валя долго стояла на крыльце и махала вслед отъезжающим. Падали яблоки в прелом от дождя саду, рвались на небе серые облака, а в сердце Валентины Петровны горела такая любовь – и к Виктору, и к Ларисе, и к Ванечке, — что тепла хватило бы, чтобы растопить все льды, что били в берега северных океанов. И жарко стало Вале, волнительно, радостно, как когда–то давно, когда Юра был мальчишкой, и всё еще было у Валентины впереди…

Автор: Зюзинские истории