Я ору, она орёт, мамка моя бежит, еле разняла нас.
Я ору, что она горох ворует, она орёт, что грядку полола с морковкой, тут я на неё, как наскочу.
Оказывается Шура мамке моей помогала, полюбила мамка девчонку…
Она у меня знаешь, какая была покойница, мамка-то, с карахтером, прогнала меня, я же без портков, в одном исподнем выскочил, воровку гороха ловить…
-Ково ты тута, Володея, вот чаёк, с клюквенным вареньицем, ты пей, пей, ково этот старый мелеть?
-Та про то, как ты горох воровала, а я тебя поймал, рассказываю.
-Та ну тебя, стою, прорываю морковку, тётке Таисье ужо несподручно было, мамке его, свекровушке моей, царствие небесное, голова у неё кружалась, в наклонку, ну она меня попросила, а я думаю, с утра сбегаю, перед работой.
Ну, стою в антиресном положении, как наскочит кто, я испужалась, да в волосы охальнику вцепилась…
Смеются старички, вспоминают молодость свою, большая им радость поболтать с кем-то, и пусть эти истории, я сто раз слышал в детстве, и смеялся над ними, мне не сложно, я послушаю и сто первый.
Сижу я, слушаю деда с бабушкой и кажется мне, что я не Владимир Константинович, начальник партии геологоразведки, а Володейка, лет десяти, что слушает рассказы деда Никиты про рыбалку.
Про русалок, что соблазняют своими песнями и сладкими речами, заманивают в свои сети, волокут в болото, дед Никишка тоже попадал в их сети, бабушка посмеиваясь, говорит, что еле отбила у той русалки деда.
Про леших, которые любят водить по лесу грибников и ягодников.
Как же хорошо.
-Володюшка, я тебе там соберу, матушке передашь своей, варенье костяниковое,ох и скусное этот год, варенье-то вышло.
-Баб Шура, да у тебя каждый год вкусное, — говорю я зардевшейся старушке.
-Ты то как? Всё без семьи?
-Да не получается всё, был женат, дочке шесть лет, не каждая жена выдержит полугодовое отсутствие, вот…развелись.
-Иииэх, ну што за судьбина така горькая — пригорюнившись говорит бабушка Шура.
-Да не, нормально всё, с Любой бывшей женой, мы в хороших отношениях дочка привыкла что папа подолгу отсутствует, у Любы хороший мужчина, так что…
-Угу, всем медали, а нам ничё не дали, — глубокомысленно заявляет дед Никита, — ну ничё, ничё, Володейка, не дрейфь, всё на свои места встанет.
Конечно встанет всё на свои места я это точно знаю. Колесо-то оно такое, Володейка, по кругу идёть в своей колее, всем радости раздаёт…
-Какое колесо, деда?
Жизненное Володь.
Посидев со стариками, окунувшись в детство, я иду к домику бабушки, сколько же здесь пережито и прожито, открываю калитку, снимая кольцо из тугой резины со столбика, попадаю в мир детства и беззаботности.
По ограде плывёт запах, это цветут поздние Чернобривцы, так бабушка называла маленькие жёлтые цветочки, с ярким, ядрёным запахом.
Ввся ограда заросла муравкой, видно, что убрано, дед Никита с бабой Шурой, дошло до меня, старики поддерживают ограду в порядке, следят за домом, в надежде, что когда — нибудь в доме поселятся люди, зазвенят голоса детей и жизнь закрутит своё колесо.
Мне бы и самому хотелось, бросить всё и поселиться здесь, в тишине и покое, как раз то самое место, где можно написать диссертацию и уделить время книге, тому самому историческому роману, который начал я писать ещё в юности.
Я прохожу к дому, беру ключ под желобком, по которому стекает вода, открываю круглый навесной замок, толкаю тяжёлую дверь с облупившейся краской, дверь не скрипит.
Дед смазывает, понимаю я, я шагаю в тёмный полумрак коридора, сенок, как говорили в деревне моего детства, открываю ещё одну дверь, попадаю в дом, кажется сейчас выйдёт бабушка Гапа, обнимет и принятся кормить, попутно выпытывая всё, что на душе таится.
-Володька, — слышу я голос Петьки, моего лучшего друга и пожизненного товарища, — идём скорее, там кино привезли, индейское.
-Может индийское, — спрашиваю я Петьку.
-Да какая разница, «Танцуй, танцуй» называется, это продолжение «Танцора Диско», тётя Катя сказала, побежали билетики купим, а то опять стоять придётся.
Я смотрю на бабушку Гапу, та кивает улыбаясь и суёт мне в руку рубль, бумажный, настоящий рубль.
-Ба, ты пойдёшь?
-Я попозже, беги, а то опять стоять придётся.
Конечно, — думаю маленький я, — тебе — то сразу место найдут…
Глупый, глупый Володейка, ведь бабушка твоя, уважаемый человек, она уже директор школы, много лет.
Мы смотрим с Петькой волшебную сказку, индийское кино, девчонки и женщины плачут, мужики держатся, смахивая осторожно слезу, я тоже держусь мне стыдно, что увидит Соня Белова, девочка, которая мне очень нравится, она тоже, приезжает к бабушке.
А Петька никого не стесняется, Петька плачет.
-Джими, Джими, ача, ача, — поёт Петька после фильма и виляет бёдрами, мы спорим продолжение ли это «Танцора Диско», песню из которого так полюбил Петька.
Соня идёт рядом со мной, мы все покатываемся со смеху, глядя на то, как Петька изображает то Джими, то его подружку, то кадры из вновь посмотренного фильма, Соня заливисто хохочет и не справившись со смехом, хватает меня за руку, прислоняется ко мне, кладёт голову на плечо,едва справляясь со смехом…
Сердце моё замирает, сердце готово выскочить из груди.
Ах, Соня Белова, девочка из моего детства, моя первая любовь, такая светлая, такая чистая, я иногда вспоминаю тебя и сердце моё, щемит грусть.
Я прохожу к столу, круглый стол с белой скатертью, посредине ваза, там всегда стояли цветы, с ранней весны до поздней осени -живые, срезанные бабушкой в саду, а зимой искусственные, два красных мака и один белый, две гвоздики…
Я смотрю на портреты, что висят н стене.
Мои предки, лица из другой эпохи, моя никогда не виденная мной бабушка — мамина мама, молодая баба Гапа, строгое, чуть удлинённое лицо, с правильными чертами лица, губы сжаты в упрямую полоску.
Вот маленькая мама, её брат и сестра, мама с папой, свадебное фото, Светка, я…
Старинные часы на стене вдруг дёрнулись и затикали, отсчитывая время.
Я встал, открыл дверцу часов и выставил правильное время, ориентируясь по своим, наручным, японским часам.
Часы благодарно вздохнули и ещё чётче стали отстукивать свой привычный ритм.
Тик-так, тик- так.
Старинные часы, ещё идут, вспомнились мне стрчки из одной известной песни.
Мне не хотелось уходить из дома хотелось остаться, здесь, в тишине и покое, будто не было ничего больше вокруг…
Я вышел из дома, стоя на высоком крыльце, я смотрю вдаль, на улицу…
Там по улице идёт девушка.
Присмотревшись, я понимаю, что это Соня.
Соня Белова, девочка из моего детства.
Соня тоже увидела меня, идёт и улыбается.
-Володейка…
-Софка…
Я не вижу кольца на её руке она ловит мой взгляд.
-Развелась…
-Я тоже…
Мы сидим с Соней на крыльце бабушкиного дома, она смеётся, как в детстве и кладёт мне голову на плечо.
А дед-то прав, катится колесо жизни, катится.
Автор: Мавридика де Монбазон